К прежним слухам, будто канцлер находится на содержании у Франции, добавились новые сплетни, что он подкуплен Генеральными Штатами. В автобиографии Хайд утверждал, защищая своего зятя, что Беннет и его окружение всячески подогревали воинственные настроения герцога Йоркского и возбуждали лондонских купцов против голландцев. Историки высказывали разные мнения о действиях Беннета. Одни писали, что в войне он видел способ опрокинуть Кларендона [81, 223]. Другие утверждали, что он стремился к войне меньше, чем некоторые министры. Джеймс Йоркский действительно жаждал военной славы, которая могла дать ему положение в правящих кругах, которым он тогда не обладал, и придать должности Лорда Верховного адмирала реальное значение. Можно признать: в определении отношения ведущих министров к войне нет полной определенности, что относится не только к Беннету, но и его протеже Уильяму Ковентри. Этот набиравший вес при дворе политик не отличался моральной безупречностью: высказываясь против войны частным образом, он призывал короля к грубой политике по отношению к голландцам, когда чувствовал, что тот хочет получить именно такой совет. Его отец Томас Ковентри, служивший при Карле I Лордом-хранителем печати, был, по словам Пеписа, «коварным и хитрым человеком». Он подготовил много вредных указов, которые были отменены Кларендоном после реставрации. Тогда, «пользуясь делом между герцогом Йоркским и герцогиней (речь идет об их тайном браке — А. С.), сэр Уильям Ковентри явился к Лорду-канцлеру и заявил, что предпочел бы, чтобы его притащили в Холборн и повесили, чем наблюдать, как ссут на его отца (выразившись этим словом) и переделывают хоть один его декрет» [17, VII, 261]. Труднее объяснить позицию Албемарла, который вел прежнюю войну Кромвеля с Голландией, и мог убедиться: попытки сокрушить ее флот и торговлю провалились. Тем не менее, он говорил о голландцах и их военных возможностях пренебрежительно. Кларендон утверждал: главными зачинщиками войны были Беннет и Ковентри, соблазнявшие короля мнением, что не придется просить много денег у парламента, достаточно вывести флот в море, и первый же успех расположит депутатов к войне, с чем ни он, ни Саутгемптон согласны не были [11, IV, 303].

К лету 1664 года стало ясно, что без войны противник не уступит. Но и у Карла II уже не было возможности отступить: по словам французского посла, лондонцы были «заражены надеждой на войну». Эйфория была так велика, что вечная проблема — деньги — нашла решение. В июне и октябре по сто тысяч фунтов на эту цель выделило Сити. В ноябре в своей речи при открытии парламента король объявил Голландию агрессором и потребовал 800 тысяч фунтов для защиты английской торговли. Ему обещали два с половиной миллиона на три года, и не один из депутатов не поднял голос против войны. Прежде ни один английский король не получал таких денег на войну; этот грант останется рекордом до следующего столетия. В декабре специальный комитет Тайного совета единодушно, за исключением Кларендона, дал приказ атаковать голландские суда в проливе. Тогда же пришли известия, что Рюйтер вернул захваченные Холмсом форпосты. Голландия отвергла все английские претензии и потребовала вернуть Новый Амстердам. Ни та, ни другая сторона не оставили пространства для маневра, и надежды на посредничество Франции не оправдались. 4 марта была озвучена королевская декларация о вступлении в войну. Вторая англо-голландская война была одной из тех войн, которые развязывают политики, предпочитающие рисковать, как в игорном доме, выдвигать все новые требования, считая, что им пойдут на уступки. Те, кто поддерживал этот курс, и на кого Карл рассчитывал, были награждены. Беркли стал графом Фелмутом. Он быстро осознал необходимость искать мир, но погиб в морском сражении. Пэром стал Беннет, получивший титул барона Арлингтона. Этот титул по названию места был дан ему потому, что «леди Беннет» было прозвищем самой знаменитой вестминстерской сводницы.