Только вот о главном своем обещании навсегда сохранить пост первого вице-президента за Башаром Куатли Илюмжинов благополучно забыл. Я и еще несколько человек, слышавших от него эту клятву годом ранее, решили освежить ему память и пошли выяснять отношения. Заходим в номер к Кирсану, и я почти с порога спрашиваю:

– Кирсан Николаевич, как же так?! Мы же договаривались, ты бил себя в грудь, а теперь не ставишь Башара первым номером.

– А что я могу сделать, если он потерял свои позиции в Европе? – Кирсан – сам ангел во плоти, да и только.

– Он их потерял только потому, что ты послал его уговаривать провести наш матч с Камским в Ираке. Так что если он что и потерял, то только по твоей вине.

– Но если я его поставлю, то какие-то страны будут голосовать против меня. – Илюмжинов напоминает младенца, у которого отбирают любимую игрушку.

– Всегда кто-то будет голосовать против тебя. В конце концов, мы с тобой не сто долларов, чтобы всем нравиться.

– Пусть не всем, но хотелось бы многим.

– Кирсан, что за детский сад, в самом деле?! – Мне надоело разыгрывать политесы.

– Никакой не детский сад. Это номер президента ФИДЕ, – он тоже перешел на повышенный тон, – а вы являетесь сюда с какими-то странными упреками и требованиями. Я – руководитель, и только мне решать, кого я беру в свою команду, а кого не беру.

– Слушай, – ничего другого, кроме как апеллировать к остаткам его совести, в голову не приходит, – мы все вот этой самой группой, – показываю на присутствующих, – помогли тебе занять желанное кресло. И каждый здесь стоящий подтвердит, что ты обещал держать Куатли первым замом столько, сколько будешь в этом кресле сидеть, разве не так? А ведь Башар не стал выставлять свою кандидатуру на пост президента только потому, что был уверен в твоем слове. И что ты на это скажешь?

Ответа от Илюмжинова мы не дождались. Лицо его неожиданно надулось, лоб разгладился, взгляд остекленел и устремился куда-то вдаль, не фокусируясь ни на ком из присутствующих. Казалось, перед нами застыла мумия, которая упадет, если дотронуться до нее хотя бы кончиком пальца. Тронуть Кирсана никто из нас не решился, несколько раз пробовали вернуть его в наше измерение, окликая по имени, но нам отвечало только редкое дыхание и расширенные зрачки. Простояв в растерянности еще минут десять, мы в замешательстве удалились. Средствами борьбы с подобными буддистскими способностями никто из нас не владел.

Зато Илюмжинов, помимо искусства впадания в транс, прекрасно овладел доставшимся по наследству от Кампоманеса искусством получения голосов. С помощью этого нехитрого замеса из угроз, уговоров, откатов и компенсаций он и сохранил должность за собой. А сохранив, полностью уверился в своей вседозволенности, безнаказанности и избранности Господом Богом. Сначала он еще пытался по привычке что-то делать, куда-то ездить, с кем-то встречаться, но поставленный первым замом Макропулос, работавший с Кампоманесом в последние годы, быстро научил Кирсана правильно распределять средства.