Но князь ходит один и старается не унывать. Все, все, кроме смерти, в этой жизни поправимо. Как они с Дашенькой переживали за старшего – Сереженьку, – все думали, выйдет ли из него толк, сложится ли карьера. И вот счастье: и брак удачен, и дети растут, и продвижение его на службе в лейб-гвардии Семеновского полка не заставляет себя ждать. А какая замечательная уютная церковь Знамения в их с Лизонькой [43] семейной усадьбе Калистово, а каскадные пруды, которые они там устроили, дадут фору московским воронцовским. И за Петю, конечно, стоит только порадоваться. Конечно, не в правилах рода Одоевских изменять императору, но если речь идет о благе для России, то сыном и его выбором надо только гордиться. Друзья говорят, славный получился человек, правильный. Да и сам князь видит, что сын умеет дружить с головой. Это раньше был горяч да скор на решения, а теперь не узнать: спокоен, степенен, рассудителен. Давеча вот сказал, что хочет заняться благотворительностью. Что ж, хорошее дело. Меценаты везде в чести: и на земле, и наверняка на небе. Так что если своим участием в заговоре с императрицей Петенька Господа прогневал, то уж меценатством все одно грех свой искупит.

А Дуся! Как же скорбно, что Даша не может порадоваться за дочь. Дуся-то теперь генеральша, и впереди у нее одно сплошное счастье. Муж, как узнал о ее положении, сказал, что в будущем году подаст в отставку и они переедут в Лукино. «Не смотрите, – говорит, – Иван Михайлович, что там пока только один дом помещицкий, да три крестьянских, да всего двадцать одна душа крепостных. У меня, князь, большие планы на это имение. Парк разобьем, дом большой усадебный построим, благо пленных турок для работ хватает. Так что будете приезжать к своей ненаглядной Дусе, сидеть в тени деревьев на резных скамейках, гулять вдоль прудов, куда запустим карпов, и отдыхать, отдыхать, отдыхать.

А разве Иван Михайлович устает? Не от чего. Если бы не кончина Дашеньки, можно было бы говорить о том, что жизнь полностью удалась. Да и не стоит Бога гневить. Раз у детей все хорошо, то и ему жаловаться не стоит. Единственное, что не дает покоя – это судьба дома. Дети устроены. У каждого свое имение, свое хозяйство, свои заботы. Зачем им московский особняк? Продадут, как есть продадут. И кто тогда станет выходить из этих массивных дверей, устремлять взгляд в небо, слушать колокола и задумываться о грядущем?

Как бы отреагировал князь, если бы провидение позволило ему увидеть грядущую судьбу его любимого особняка? Счел бы он ее достойной? Очень на это надеюсь. Назвал бы ее интересной? Безусловно! Наверняка стены, которые хранят подробности многих исторических событий, достойны того, чтобы экскурсоводы останавливали возле них свои группы и рассказывали о том, как следующий владелец дома – герой войны 1812 года, граф Михаил Федорович Орлов – принимал в своих владениях друзей – бывших декабристов. Особняк ждал возвращения из ссылки своего будущего хозяина, а после его смерти позволил преобразовать себя в меблированные комнаты, ради того чтобы принимать таких постояльцев, как, например, Исаак Левитан, в гости к которому частенько захаживал Чехов,