А ехали мы и наслаждались в нашей замечательной машине вместе с Занусси, в его еще более замечательном обществе, болтая без умолку. Об этом очень точно вспоминает сам Кшиштоф: «На первом же привале… американцы пришли к нам, сгорая от любопытства и желая узнать, о чем мы там разговариваем, ибо у нас в машине всю дорогу царило страшное оживление. Мы ответили, что разговаривали о жизни, и это была правда, но объяснить, о чем именно, не смогли… как и многое другое впрочем».

Были мы, все четверо, действительно, в прекраснейшем настроении, бесконечно шутили, балагурили, хохотали бездумно, рассуждая, например… О чем может рассуждать русский человек, на знающий иностранных языков? Об особенностях нашей русской речи, конечно, и русского общения. Помню, как задыхаясь от смеха, мы демонстрировали с Андреем наперегонки, сколько разного можно выразить по-русски одним коротким словом, «воще» или «ну, это воще» — утверждение, негодование, иронию, недоумение.

Надо сказать, что сам Кшиштоф был удивительно удачным и уютным, идеальным спутником и собеседником для Андрея. Американцы сложили нашу компанию правильно — просто послушать их диалоги в течение двух-трех дней было для меня подлинным наслаждением. Кроме того, что Кшиштоф был тонким, но и аналитически строгим кинематографистом, он оказался еще блестящим светским собеседником, энциклопедически образованным и иронически точным в своих оценках. Тем более, что к тому моменту он уже имел богатый опыт жизни и работы в Америке, где дела его тогда вовсе не заладились. В противоположность русской импульсивности вообще и Тарковского, в частности, он умно и насмешливо рисовал в назидание нам, начинающим эмигрантам, особенности деловой жизни Америки. Занусси знал все: от истории и обычаев каждого индейского племени до качества мяса, из которого изготавливаются гамбургеры и которое здесь рекламируется массам «настоящей чистой говядиной»… Андрей слушал, похихикивая и удивляясь, с детским вниманием…

Когда годы спустя я приезжала в Америку, то всегда с радостной улыбкой вспоминала рассказы Занусси, наше сказочное путешествие, их вместе… Кшиштофа и Андрея…

А каньоны… Этого нельзя вообразить… Там можно только побывать… Как на другой планете… И долина странных гигантов, где снимал свои фильмы Джон Форд… Масса маслянистого от жары воздуха… на мили и мили… Как море… Океан… Конца нет…

И пробираясь далее на машинах, снабженных, конечно, кондиционерами, дальше сквозь этот воздух, знойный, кажется, навсегда пропитанный, вобравший в себя и душное солнце, и ровный слепящий свет, воздух пустыни, в котором теперь как призраки вечности возникали какие-то странные, из бесконечности веков исходящие… скалы? Я не знаю названия этих сооружений, вместо стволов деревьев расположившихся в этой пустыне широко и привольно. Они напоминали живые существа, вечных обитателей этих мест, меняющих бесконечно свою окраску, свой облик, свое настроение в своих взаимоотношениях с освещением.