Меня просто смешит заданный вами вопрос. Я считаю, что мы живем для тяжелой работы. Жизнь дана нам для духовного роста, совершенствования духовного. Для меня нет сомнения в том, что душа человеческая бессмертна. И, если бы я в это не верил, я не мог бы прожить и десяти минут, настолько это было бы бессмысленно. Если только эту бессмысленность приравнять к счастью? Но я никогда не смогу согласиться с такой постановкой вопроса — в этом пункте кроется разница между человеком и животным. И вообще я не понимаю, кто сказал, что мы должны быть счастливы?

Проблема духовности человека стоит у истоков всего мира и единственно гарантирует его будущее. Во всяком случае для России такого рода миропонимание традиционно. Мы таким образом естественно чувствуем. А ваша ситуация здесь, в Америке, выглядит гораздо сложнее, потому что ваши предки обрубили свои корни в Европе. Но это еще не означает, что эти корни нельзя отрастить заново — иначе человек погибнет! Человек не может жить только прагматическими целями даже в очень хорошо организованном стаде. Он просто выродится. Духовность вырабатывается человеком как защита, иммунитет против вырождения. А чтобы почувствовать желание восполнить духовную пустоту, нужно почувствовать себя духовно нищим. В моей последней картине мне хотелось передать ощущение беззащитности человека, обнищавшего в духовном смысле.

Вопрос: А можно ли реализовать свою духовность в СССР?

Да, именно в СССР я сделал пять картин именно такими, какими я хотел их сделать. Других я бы просто сделать не мог, и я благодарен тем, кто помогли мне эти картины осуществить.

Как странно предлагать самовлюбленным американцам ощутить себя «духовно нищими»… Все это становилось для их прагматического ума все менее понятным и менее логичным.

Только что, перед премьерой «Ностальгии», Тарковский благодарил этот фестиваль за «память о его многострадальном прошлом». А теперь уверял в том, что благодарен Союзу за те пять картин, которые он там снял. Такое противоречие потребовало бы объяснения не только в Америке, но даже в Европе. Публика не поспевала за смещением всех уровней: конкретного, умозрительного и абстрактного. Тогда какая-то пожилая женщина решила коснуться непосредственных историко-социальных проблем, предложив обсудить «борьбу за мир» на данном этапе. Тарковский прямо-таки взорвался в непонимании:

Что значит вообще «бороться за мир»? Все борются за мир, а мы стоим на грани катастрофы! Немыслимый парадокс состоит в том, что человечество неумолимо движется к войне, хотя никто этой войны не хочет. Потому что корень зла таится в нас самих. Мы все время чего-то друг от друга хотим, требуем — от друзей, от близких — и все ради общего спасения. Но суть состоит в том, что, желая и ожидая чего-то для себя, мы сами не готовы ничего отдать. Это основной принцип нашей цивилизации: чего-то хотеть от других, не заглядывая в собственную душу. Мы живем, как «божьи птички», то есть безответственно… А христианская любовь начинается с любви к самому себе. Не любя себя, нельзя любить других. Ведь сказано: «Возлюби ближнего своего, как самого себя». Но такая любовь к себе означает не эгоизм, а способность и готовность к жертве. Здесь коренятся начала всех моральных, нравственных и прочих проблем. Как можно спасать другого, если гибнешь сам? (Аплодисменты) Вопрос: А для чего нужны страдания? Конечно, нелепо предполагать, что к страданию можно или нужно стремиться. Не об этом идет речь. И жертва, о которой я говорил, вовсе не должна ощущаться самим человеком, как ЖЕРТВА, на которую он решается. Речь идет о готовности к жертве, как естественном состоянии души, а не о страдании, которым ты должен эту жертву оплатить. Вопрос: Какие фильмы вам нравятся? К сожалению, я смотрю мало фильмов. Мне их трудно смотреть. Вопрос: Как вы думаете, для кого создается искусство? Я уверен, что утверждать, будто бы искусство создается для других — демагогия. Для меня нет никакого сомнения в том, что искусство — это ДОЛГ: то есть, если ты что-то создаешь, то значит ты чувствуешь, что должен это сделать. А если я чувствую, что должен что-то сказать и могу это выразить образами… тогда ты подобен птице, которая поет на рассвете… Но, Боже упаси, я не хочу никого учить своими образами, но я хочу поделиться с их помощью своим самым сокровенным, а потому должен быть искренним. А затем только время покажет, смог ли я стать МЕДИУМОМ между УНИВЕРСУМОМ и ЛЮДЬМИ. А мой долг только работать, не требуя вознаграждения. Ия должен сделать все, чтобы эту работу иметь. А если говорить конкретно о моих теперешних намерениях, то я хочу сделать две вещи: поставить одну оперу и снять фильм «Гамлет» для осуществления этих проектов я ожидаю разрешение с моей родины, которое позволит мне продолжить работу здесь. Вопрос: Были ли в вашей семье религиозные традиции? К творчеству меня более всего вдохновляет природа и моя любимая книга «Жизнь в лесу» Торо Уолтена. Вопрос: Что теперь делает Параджанов? Уже полтора года я не был в Москве, но, насколько мне известно, сейчас он собирается делать новую картину. Конечно, все мы переживаем трудности, но каждый в разной степени. Я только могу сказать, что Параджанов — гениальный режиссер и изумительной красоты человек. Его несчастья — это мои несчастья. Вопрос: Зона в «Сталкере» это метафора современной технологии? Нет, это просто место, где мы живем. Я просто хочу сказать, что мы не знаем мира, в котором мы живем, наивно думая, что мы его изучили. И в этом контексте для меня чрезвычайно интересна книга Карлоса Кастаньеды «Уроки Дон-Хуана». Речь в ней идет о том, что человек, защищаясь от цивилизации, предпочитает природу. Потому что развитие нашей цивилизации кажется мне ошибочным и однобоким. В корне этого развития все возрастающая, пагубная для человека дисгармония технического и нравственного. Цивилизация пошла ошибочным путем, видя свою задачу в том, чтобы защитить человека от природы, которая была воспринята угрожающей и враждебной ему. А суть состоит в том, чтобы постигать природу прежде всего ради единения с ней, а не борьбы и противостояния… Вопрос: Испытываете ли вы влияние Кафки? Нет, я не испытываю его влияния, но Кафка выразил тот страх перед неустроенным обществом, который соответствует нашему общему ощущению… Я слышу, что вы хотите спросить меня о Беккете? Ялюблю роман Беккета «Молой», но, если вы хотите узнать о тех, кто имеет на меня влияние, то я ощущаю свою зависимость от Достоевского, Толстого и Гоголя. Да… А что касается «Молой», то поначалу он показался мне очень натуралистичным… Вопрос: Ощущаете ли вы свою связь с Куросавой? Ведь он тоже говорит о взаимоотношениях человека и природы… Нет. Куросава рассматривает этот конфликт в другом аспекте. В его фильмах человек вооружается против природы, которая оказывается ему враждебной. Вопрос: Видите ли вы связь между кино и литературой? Нет. Скорее их следует разделить. Литература пользуется рассказом — это рассказ. А кинематограф — это искусство, призванное выразить метафору общего при помощи времени… И в заключение я хочу поблагодарить вас за то, что вы пришли и сказать вам, что нельзя тешить себя иллюзией, что проблемы ДУХОВНЫЕ и ПРАГМАТИЧЕСКИЕ можно ОБЪЕДИНИТЬ. Главное, что я хочу вам сказать: не ходите в церковь, чтобы провести время и быть похожими друг на друга! Я не могу разделить на две части известное: «Богу — Богово, а Кесарю — кесарево». К несчастью, я максималист, и я скорее заставлю вас смотреть мои картины, чем сделаю хотя бы шаг вам навстречу, чтобы в угоду вам облегчить их восприятие!