Похоронку на Георгия Эфрона так и не пришлют. Однажды в квартиру Елизаветы Яковлевны придет девушка, чтобы узнать, что случилось с Муром, почему он перестал писать. Но как звали эту девушку, Елизавета Яковлевна не сообщает. Вероятнее всего, это была Раиса. По крайней мере, точно известно, что Мур писал ей с фронта. Но цветаевед Елена Коркина предполагает, что это могла быть и Валя Предатько. О ней Мур не писал полтора года, но ведь его поздние дневники не сохранились, а в письмах он не был так откровенен. Следы обеих девушек затерялись, и об их судьбе и судьбе писем Георгия Эфрона к ним пока ничего не известно. Да и гибель Мура вплоть до исследований Станислава Грибанова считалась неподтвержденной. В списках погибших он не значился.
Только в конце 1973 года Гашим Сеидов напишет Грибанову: “Эфрон Георгий Сергеевич героически, мужественно сражался [со] злейшим врагом нашей Родины и отдал свой молодой жизни <…> прошу передайте матери Эфрона, что мы гордимся с ней, так как она воспитала сына Героя”.1280
В деревне Струневщина Друйского сельсовета Браславского района Витебской области есть воинское захоронение № 2199. Над могилой стоит памятник с надписью “Эфрон Георгий Сергеевич, погиб в июле 1944 года”. Его установили местные жители в 1977 или 1978 году, прочитав статью в журнале “Неман”.[198] Но со дня гибели Георгия к тому времени прошло больше тридцати лет. Откуда могли знать, что в прежде безымянной могиле лежит именно тело Георгия Эфрона?
Ариадна Эфрон отсидит все восемь лет и выйдет на свободу только в 1948 году, но через год будет снова арестована и отправлена на поселение в Туруханск. Муля Гуревич успеет с нею встретиться, но его карьера в 1949 году пойдет под гору. Очевидно, он попадет под кампанию “борьбы с космополитизмом”. Его исключат из партии, уволят с работы, арестуют и расстреляют. Ариадна Эфрон вернется из пожизненной ссылки в 1955 году, предварительно написав известное нам письмо в военную прокуратуру. Оно завершалось такими словами: “…весь остаток своей жизни буду стараться оправдать оказанное мне доверие. Спасибо советскому правосудию!”
После войны
После войны
Я впервые прочитал дневник Мура в июне – июле 2010 года. Тогда был еще жив Дмитрий Васильевич Сеземан, “друг Митька”. Можно было позвонить ему в Париж… Его не станет 14 августа 2010 года. Он прожил восемьдесят восемь с половиной лет – и каких лет! Казалось, после ареста в Свердловске у Мити Сеземана не было шанса спастись. Дмитрий еще перед войной страдал туберкулезом, который мог свести в могилу и на воле. В Ивдельлаге, в очень холодном и сыром климате Северного Урала, это почти смертный приговор. Но свердловский следователь госбезопасности Ушаков не стал делать запрос в Москву и поднимать дело Нины и Николая Клепининых. Вместо вопросов о семье он задал Дмитрию “тысячу вопросов о Ромене Роллане”. При обыске у Дмитрия была найдена тетрадка с автографом этого писателя: он считался другом Советского Союза и живым классиком мировой литературы. Его книги издавали большими тиражами. И подследственный, лично знавший “прогрессивного писателя”, оказался для следователя-книгочея человеком симпатичным. Освободить не освободили, но срок дали небольшой.