Брат мой Николай жил в Задонске в доме тетки нашей княжны Татьяны, чем она избавлялась от всякого военного постоя. По ее скупости стол у нее был очень дурен и недостаточен. Вследствие этого Викулины постоянно посылали ей провизию, но это нисколько не спасало брата от дурной еды. Получаемая от Викулиных провизия пряталась и подавалась к столу тогда, как большая ее часть была уже испорчена. Брат Николай был тогда веселым и беззаботным юношей, очень любил танцы и мог ими досыта наслаждаться у Викулиных, у которых в деревне были постоянно гости и часто танцевали при довольно хорошей музыке крепостных дворовых людей.

Чтобы указать хотя некоторые черты тогдашнего военного быта, передам следующее происшествие. За отсутствием старших в батарее офицеров брату моему пришлось командовать взводом батареи, стоявшим в с. Патриарши, в 2 верстах от имения дядей моих с. Студенец, в котором я родился. Однажды получает он от своего батарейного командира письмо, в котором последний пишет ему, что деньги, отпущенные на провиант нижним чинам, надо приберечь для летнего времени, иначе во время летних учений придется дурно кормить солдат, а так как крестьяне с. Патриарши довольны стоянкою взвода, то нельзя ли убедить их согласиться кормить нижних чинов бесплатно. Брат не знал, как ему исполнить это приказание начальства, и обратился за советом к старшему фейерверкеру, который сказал, что надо выставить несколько ведер вина, попотчевать старших в селении и предложить им кормить нижних чинов бесплатно. Так было исполнено; фейерверкер, во время попойки, обратился к крестьянам с означенным предложением, говоря, что они должны исполнить приказание начальников батареи тем более, что они не простые господа, а бароны, и истолковал им этот титул тем, что предки их обороняли Государя во время войны от опасности, и за то они с потомками названы оборонами, или баронами; при чем не позабыл прибавить, что мать молодого барона была их покровительницею, когда жила в с. Студенце. Крестьяне согласились на требование батарейного командира. Подобные распоряжения теперь немыслимы, да и солдаты сами не захотят жить на даровом хлебе у крестьян.

В начале января 1836 г. я от Викулиных прямо проехал в имение С. В. Цурикова с. Лебедку, согласно сделанному им мне лично в прошедшем декабре приглашению. С. В. Цуриков был преисполнен странностями. Его быт заслуживал быть описанным пером И. С. Тургенева. Он был человек большого ума, говорил вообще красноречиво, а по-французски безупречно, и вообще получил очень хорошее образование. Он служил недолго и, наследовав 1000 душ в наилучших наших губерниях, Орловской, Курской и Воронежской, поселился в с. Лебедке, в котором считалось 500 душ. Он вскоре женился на какой-то француженке-гувернантке, нажил детей и сделался деспотом семьи своей, своих крепостных крестьян и даже окружавших его имения однодворцев (тогдашних крестьян-собственников), оттягивая всеми, часто не только незаконными, но весьма суровыми и беспощадными способами принадлежащие им клочки земли, смежные с его владениями и необходимые, по его мнению, для округления последних. Он образовал несколько контор по управлению имением, которые по самым пустым предметам составляли протоколы с изложением дела, справками, соображениями и заключениями, на которых он писал: «Согласен. С. Ц.» (Сергей Цуриков), а в случае несогласия клал другую резолюцию. Чтением этих протоколов и наложением резолюций С. В. Цуриков занимал все утро, для чего вставал необыкновенно рано. Не зная еще об этих порядках, я в разговоре с ним осуждал сложную переписку и отчетность по работам ведомства путей сообщения и не мог понять, почему присутствовавшие при моем рассказе сын его и Нарышкин очень сконфузились и всячески старались прекратить мой рассказ. Чтобы показать, по каким мелочам составлялись протоколы в конторах Цурикова, требовавшие его утверждений, расскажу следующий случай. На другой день моего приезда в с. Лебедку я долго не мог добиться воды для умыванья. Впоследствии я узнал, что мне не смели дать воды до утверждения протокола конторы по управлению домом Цурикова, в котором она указывала, какую воду должны мне доставлять для умыванья. Не знаю, на каком основании назначена была для моего умыванья другая вода, чем назначенная моему дяде князю Александру Волконскому, который был посаженым отцом Нарышкина и приглашен С. В. Цуриковым жить у него в Лебедке. Дядя мой приехал ранее меня и, хотя невеста Нарышкина ему понравилась, был недоволен всем происходившим в доме Цурикова. Последний, будучи занят целое утро рассмотрением протоколов различных контор по управлению, приходил в комнату дяди только в третьем часу пополудни, пред самым обедом, и каждый день извинялся своими занятиями. Наконец это ежедневное повторение так надоело дяде, что он намекнул Цурикову, что в чужой монастырь со своим уставом не ходят, а если Цуриков сделает ему честь побывать в его деревне, то увидит, как он принимает гостей; и действительно дядя на это был большой мастер. Сын и дочери Цурикова, из которых старшая уже была замужем за Саввою Васильевичем Абазою{607}, страшно боялись отца, не смея при нем разинуть рта, ходили около его кабинета на цыпочках; говорили даже, что дочери, чтобы его не беспокоить при проходе мимо его кабинета, снимали башмаки. Во всем доме царствовал его произвол и скупость. Он обещался выдать в приданое за дочерью Нарышкиной 40 тыс. руб. асс. (11 428 руб. сер.), но он вычел из них все расходы, сделанные им на свадьбу по приему гостей и даже на сальные свечи, употребленные для приготовлений к свадьбе, чему велся очень аккуратный счет; сверх того, означенные деньги он выдал Нарышкину не вдруг, а по частям, вычитая из них лаж, который постоянно до 1839 г. увеличивался на бывшие тогда в обращении ассигнации. С. В. Цуриков часто повторял, что он всею своею жизнью пожертвовал своему семейству, что жена его истинная страдалица, которую он всевозможными способами успокаивает, а между тем из ее девичьей комнаты сделал совершенный гарем. Впоследствии мы узнали, что в день свадьбы Нарышкиных он пред благословением дочери требовал, чтобы она ради мужа никогда не оставляла отца и мать, и на уклончивый ответ дочери, что она будет стараться исполнить долг свой относительно родителей, насколько ей позволит ее новое положение, он очень рассердился и сказал, что в церкви, во время совершения таинства, он не перекрестит лба, что буквально исполнил и даже стоял все время в церкви боком к образам и спиной к бракосочетавшимся, хотя {всегда, по крайней мере} по наружности, был богомолен. Из церкви мы поехали обедать в с. Егорьевское к Нарышкину, у которого не было еще никакого хозяйства, а потому сделано было распоряжение, чтобы белый хлеб к обеду был прислан из с. Лебедки, но С. В. Цуриков, недовольный уклончивым ответом своей дочери во время ее благословения, отменил означенное распоряжение. Только что узнали об этом в с. Егорьевском, сейчас послали в Орел за белым хлебом, тем более необходимым, что дядя мой князь Александр Волконский вовсе не ел черного хлеба; но белый хлеб из Орла прибыл после обеда, так что дядя должен был обедать без хлеба.