Отказ Клеймихеля в выдаче мне двойных прогонных денег ставил меня в невозможность исполнять его поручения, сопряженные с разъездами, влекущими за собой значительные издержки. К тому же я получил от заведовавшего имением жены моей, брата ее В. Н. Левашова, извещение, что, несмотря на смену бурмистра, нельзя ожидать получения безнедоимочно оброка с крестьян, по случаю их значительного разорения прежними управляющими, и предлагал купить все имение за такую сумму, что по вычете долга, лежащего на имении по залогу его в Московском опекунском совете, оставалось бы около 30 тыс. руб. {В IV главе «Моих воспоминаний» я подробно объяснил, что} оброк сбирался не по числу ревизских душ, которых в имении жены моей было 1067, а по особой раскладке, по которой в 1850 г. состояло оброчных душ до 900, обязанных платить в год 8100 pуб., a так как ежегодная плата в опекунский совет составляла около 5000 pуб., то и оставалось чистого дохода 3000 руб.

Конечно, оброк не сбирался вполне, но с другой стороны, получались небольшие доходы с продаваемого леса, с аренды мельниц и других угодий, так что, действительно, получалось ежегодно дохода до 3000 руб. Сверх того, означенной ежегодной уплатой 5000 руб. уплачивалась часть капитального долга, и по прошествии некоторого числа лет уплаты, имение могло быть перезаложено, при чем получалась некоторая сумма на руки. При продаже же имения за 30 тыс. рублей, я мог получить верных процентов только 1500 руб. в год, а потому на продажу не согласился. Но получая содержания всего около 1000 руб. в год и <менее> 3000 руб. дохода с имения, я не мог долее жить в Петербурге, несмотря на то, что жена моя ничего на себя не тратила и вообще сделалась донельзя расчетливой, а жившая у нас Е. Е. Радзевская чрезвычайно экономничала в нашем хозяйстве. Читатель, конечно, заметил в моем рассказе, что моей целью было сделать служебную карьеру, но теперь уже я потерял на нее всякую надежду; для карьеры необходимо быстрое повышение в низших чинах, так как в высших чинах награды заметнее, и потому они даются преимущественно в сравнении со сверстниками. Между тем, я состоял в офицерских чинах уже 22-й год и, несмотря на мои похождения на Кавказе и в Венгрии и близость мою к Клейнмихелю, я еще не достиг полковничьего чина, которого многие достигали тогда в 10 лет и даже менее.

По этим причинам, а также и потому, что мне надоело быть свидетелем капризов Клейнмихеля, я решился 16 декабря 1850 г. послать к нему прошение на Высочайшее имя об увольнении меня от службы, рассчитывая по получении отставки заняться в деревне хозяйством и в особенности торговлею лесом, а в случае неуспешного хода моего хозяйства, поступить в гражданскую службу, в которой M. Н. Муравьев обещался по дружбе своей с министром внутренних дел Перовским определить меня на первую вице-губернаторскую вакансию. При открытии же вакансии председателя межевой канцелярии, Муравьев желал, чтобы я принял на себя эту должность.