– Удивительно, что такие умные люди затрудняются в столь простой вещи. Стоит только послать в эти губернии войска.

На замечание мое, что обыкновенно не только не посылают войск в места, где был неурожай, но и те, которые в них стояли, выводят, он мне сказал:

– Вы не дослушали меня; надо послать войска с тем, чтобы каждый солдат пришел в эти места с двойным пайком: один для себя, а другой для крестьянина!

Я заметил, что войска теперь нужны на Дунае для открывшейся войны с Турцией, но если бы и не было этой войны, то пайки всего нашего войска были бы недостаточны для прокормления жителей означенных губерний, которых число простирается до нескольких миллионов. Он этим не убедился и кончил разговор словами:

– Все же надо послать туда войска.

Этот разговор показывает степень ума Назимова; вообще он находил, как это свойственно людям малопонятливым, легкое разрешение самым трудным задачам. Почти в каждую встречу со мною Назимов превозносил ум и дарования Клейнмихеля, вероятно, в надежде, что его слова дойдут до последнего, но это продолжалось только до увольнения Клейнмихеля от должности главноуправляющего путями сообщения в конце 1855 г. Тогда он, при мне же, вздумал бранить Клейнмихеля, так что я должен был его остановить и напомнить, что он незадолго перед тем имел совершенно другое мнение о Клейнмихеле.

В конце октября Клейнмихель уехал из Москвы, приказав мне сопровождать первый пассажирский поезд по железной дороге из Москвы в Петербург, не вмешиваясь, впрочем, ни в какие распоряжения начальства дороги. Первый поезд отправлен 1 ноября; я ехал в нем в вагоне 1-го класса, в котором было 16 пассажиров; в их числе был князь Владимир Сергеевич Голицын{445}, бывший начальник центра Кавказской линии и в это время находившийся в отставке. Он известен был своими остротами, которые и рассыпал безостановочно; он доехал только до первой станции Химки с целью испытать путешествие по железной дороге. В Химках в вагон 1 класса взошли двое моих знакомых: князь Друцкой{446}, бывший адъютант московского военного генерал-губернатора, и Петров, который был женат на княжне Вере Васильевне Урусовой, родной сест ре жены покойного моего дяди, князя A. А. [Александра Андреевича] Волконского, ныне игуменьи Вознесенского монастыря{447}. На одной из дорожных станций обер-кондуктор поезда сказал мне, что эти господа имеют билеты 3-го класса, и что он боится ответственности, оставляя их в вагоне 1-го класса, а видя, что они знакомы со мной, не смеет им указать их место. Я отвечал, что он должен исполнять свою обязанность, не обращая внимания на знакомство этих господ со мной. Вслед за этим они исчезли из вагона 1 класса, но провели ночь в вагоне не 3-го, а 2-го класса. Обер-кондуктор неоднократно просил их занять принадлежащие им места и только на последней станции перед Петербургом успел их убедить. На его просьбы они отвечали бранью; они не могли понять, как смеет отставной унтер-офицер указывать, где должны сидеть они, дворяне и офицеры. Вот какие были в то время понятия большей части нашего общества. Клейнмихель встретил наш поезд в Петербурге на станции и говорил с Друцким и Петровым. Обер-кондуктор испугался, воображая, что они на него жалуются, и просил моей защиты перед Клейнмихелем; я успокоил его, уверив, что они, будучи сами виноваты, не посмеют жаловаться. В продолжение всего ноября Клейнмихель встречал почтовые поезда; он, не получив награды в августе, когда они были розданы инженерам, строившим дорогу, ничего не получил и при ее открытии; причиной этого было все большее и большее охлаждение к нему Государя, в чем можно убедиться из следующего рассказа.