Серебряков принужден был воротиться. С этого времени во весь этот день Клейнмихель не говорил со мною ни слова.

Обедали мы в господском доме с. Николаевки, принадлежащем Синельникову{439}, {расположенном} на правом берегу Днепра близ Ненасытецкого порога. Во время обеда, за которым все молчали, пошел дождь; это, кажется, очень обрадовало Клейнмихеля, который, придравшись к дождю, мог заменить плавание по Ненасытецкому и остальным порогам поездкой по берегу. Экипажи близ Ненасытецкого порога были приготовлены на левом берегу Днепра, на который мы переехали в лодке. Клейнмихель поехал в одном экипаже с Фабром; за ними следовал экипаж, в который сели Серебряков и Осинский. Опасаясь, что Клейнмихель, вследствие дурной дороги по берегу, будет выходить из себя и может обрушить на меня свой гнев, я отстал от его экипажа, который, действительно, в двух или трех местах едва не опрокинулся. Доехав в экипаже до последнего порога (Вильного), Клейнмихель переехал в лодке на правый берег Днепра в д. Лачинову, в которой приготовлен ему был ночлег и куда я приехал позже его. На другой день, когда он садился в экипаж, чтобы возвращаться по почтовой дороге, проложенной на правом берегу Днепра, – в Екатеринослав, я стоял на крыльце дома, в котором он ночевал; он мне поклонился и не сказал ни слова.

По приезде в Екатеринослав, Клейнмихель дал предписание Осинскому, Серебрякову и мне рассмотреть представленную мною записку о работах на порожистой части Днепра и на другой же день представить ему наше заключение. Этим заключением одобрялись мои представления, с некоторыми незначительными в них изменениями. Клейнмихель нашел в нем какую-то неясность и в предписании правлению IX (Екатеринославского) округа путей сообщения, которым поручал привести в исполнение мои предположения, не упустил выставить на вид эту неясность, с прибавлением слов: «А обсуждавшие и представившие мне все полковники!» Из моей записки было составлено краткое извлечение состоявшим при Клейнмихеле чиновником особых поручений Мицкевичем, обращенное в приказ по ведомству путей сообщения, в котором Клейнмихель описывает пороги и работы при оных (главных он вовсе не видал) и предписывает, как следует улучшить произведенные работы и как их продолжать. Таким образом он побеждал препятствия, против которых не находили средств самые искусные инженеры; он тут был выше Аннибала, который пришел, увидел, победил, а он, не видя и даже не приходя, победил{440}.

Я уже говорил, что Клейнмихель никогда не занимался с директорами департаментов и с другими высшими чинами управления; докладчиками его были директор его канцелярии и гражданские чиновники особых поручений, а всего чаще избранный им писарь. При назначении Клейнмихеля главноуправляющим путями сообщения, он взял с собой из военного ведомства писаря Иванова^н, весьма ловкого и смышленого, который, имея постоянно личный доклад у Клейнмихеля, конечно, играл значительную роль. Произведенный вскоре в гражданский офицерский чин, он несколько лет еще исполнял ту же должность; по выходе его в отставку, он был заменен писцом Леоновым^н, также толковым и расторопным и сверх того красивым молодым человеком. Леонов, остававшийся во время плавания нашего по Днепру в Екатеринославе, позабыл отпустить с Клейнмихелем какую-то бумагу. По возвращении в Екатеринослав, Клейнмихель, при входе Леонова в его кабинет, пустил в него стулом и сверх того приказал дать ему большое число ударов розгами. По положению, которое Леонову дал Клейнмихель, казалось, что он должен был быть избавлен от телесных наказаний; нам было его очень жаль, и мы все, находившиеся при Клейнмихеле, приняв на себя вину Леонова, упросили его отменить это наказание.