Мы застали в Киеве Вас[илия] Алекс[андровича] Степанова, который проездом в Добровольческую армию хотел повидать Милюкова. Он ехал с французом Gaulquier, которого надо было тщательно прятать от немецкого наблюдения. Последний ехал с польским паспортом, но был очень неосторожен.

Свидание со Степановым, который раньше всегда беспрекословно подчинялся авторитету Милюкова, показало последнему, как разошлась с ним его партия. В Милюкове была ценная черта – его силы воли и самостоятельности суждения. Эта последняя особенность развилась у него с летами. В более ранние годы его упрекали в заигрывании с левыми, теперь такой упрек был бы положительно несправедлив. Он совершенно не считался с вопросом о личной популярности и с левыми течениями. Ему, конечно, было тяжело остаться в одиночестве, покинутым своей партией, в которой он играл роль непогрешимого папы, но в нем была большая доля упорства и много задора в характере. Это был человек боевой и любивший бороться. Со времени переворота во мне не раз вызывал уважение его самостоятельный образ мысли, но я должен признать, что к этому ценному качеству прибавлялся и сильный недостаток чутья и такта. Он пересолил и в вопросах об ориентации и был неосторожен. Ибо одно было допускать возможность соглашения с Германией, если бы она пошла на приемлемые для нас условия, а другое это поверить, что оно непременно осуществится, как это, по-видимому, и случилось с Милюковым. А произошло это потому, что он был мозговик и доктринер, и когда он приходил к выводу, что такое решение разумно, он мало учитывал, что в больших решениях последнее слово останется не за мозгом, а за другими факторами. Так было и в вопросе германской ориентации. Во всяком случае, ему, лидеру к.-д. партии, не следовало себя компрометировать слишком определенными открытыми заявлениями о желательности соглашения с Германией, которые производили особенно странное впечатление, после того что немцы выслали его из Киева.

Я пробыл еще некоторое время в Киеве. Новых впечатлений за это время не прибавилось. В Киев приехал из Москвы А. В. Кривошеин. Он скоро стал в самом центре политического водоворота. По его просьбе, я составил записку, в которой изложил главные основы возможного нашего соглашения с Германией. Записка была анонимна. Ее должен был передать немцам Ф. В. Шлиппе, бывший председатель Московской губернской земской управы, которому также пришлось бежать из Москвы. Он и там поддерживал с немцами отношения. Это был очень милый и верный человек, и хотя был убежденным сторонником соглашения с немцами, однако не был способен поступиться ради этого достоинством России. В мою записку, по его просьбе, я внес поправки, усиливавшие ее. Записка была прочитана и Милюковым, ее одобрившим. Впоследствии, когда в Киеве образовался Совет государственного объединения{213}, он ее принял в качестве своей программы. Прилагаю здесь эту записку.