В этом карикатурном портрете ни один серьезный читатель Делёза не смог бы найти ни малейшего сходства. Подобный маневр искажения-присвоения чрезвычайно груб, даже больше, чем лобовая атака. И делезианцы не могли не заметить этого. Они среагировали на этот портрет псевдо-Делёза, за которым безошибочно угадывается двойной Бадью. С наиболее резкой отповедью выступил Арно Виллани, большой знаток творчества Делёза, который ставит под вопрос сам метод Бадью, якобы обсуждающего тезисы другого философа, но не принимающего в расчет и не объясняющего, что тот действительно думал[1556].

По словам Виллани, Бадью приписывает Делёзу «врожденную нечестность»[1557], поскольку получается, что тот сознательно культивировал двусмысленности, дабы манипулировать своими очарованными учениками. В подборке в журнале Futur antérieur он резко критикует образ Делёза как философа, одержимого смертью. Бадью придумывает Делёза – сторонника Единого, сражающегося со множественным, своего рода «одноногую философию», как говорит Виллани, тогда как сам Бадью, как истинный ученик Мао, продолжает идти на двух ногах. В той же самой подборке португальский делезианец Жозе Жиль отвечает на «злую книгу»[1558], как он ее называет, выявляя неумолимую логику доказательства, которое сводится к тому, чтобы убедить читателя, что там, где Делёз потерпел неудачу, Бадью, наоборот, добился успеха, так что работы Делёза нужно оставить в покое, а читать, напротив, труды Бадью. Тогда как Жиль, наоборот, выявляет эндогенное движение мысли Делёза, ее повороты, в том числе тот решающий, с точки зрения самого Делёза, момент, когда он констатирует едва ли не полный провал онтологической работы. Именно в этом смысле основополагающее значение имеет встреча с Гваттари: с этого момента он работает не только в области концептов, позволяя последним «орошаться и преодолеваться движением, которое рождает их, но само приходит извне, движением, которому они задают направление и скорость»[1559].

Философ Ги Лардро публикует в 1999 году небольшую работу, в том же духе, что и Бадью, под красноречивым названием «Отложенное упражнение в философии»[1560], задача которой – показать, почему Делёз не выполнил своих обещаний, исполненных не кем иным, как Бадью. Лардро понимает свою эскападу как дополнение к книге Бадью: «„Делёз. Шум бытия“ – эта книга позволяет мне взяться за метафизику Делёза окольным путем, поскольку сама она подходит к ней напрямик»[1561]. Конечно, между Лардро и Делёзом пробежала черная кошка, поскольку Делёз разоблачал «новых философов», в том числе и Лардро, который к тому же еще и старый маоист. Но в то же время Лардро – представитель поколения, на которое очень сильно повлияли книги Делёза, так что, подражая Энгельсу, он заявляет, что «в истории философии все мы на какое-то время стали делезианцами»[1562].