С точки зрения Делёза и Гваттари, вся эта ажитация – скорее цирк, чем философские размышления. То есть разве что повод для шуток. Но когда в нее в качестве защитника «новых философов» включается Мишель Фуко, хранить молчание становится невозможно. Собственно, Фуко выступает с апологией работы Глюксманна «Господа-мыслители» в Le Nouvel Observateur[1574]. Эту работу он чествует как одну из «крупнейших философских книг». По его словам, Глюксманн «в сердце одного из возвышенных философских дискурсов обнаруживает беглецов, жертв, непримиримых борцов, этих вечных диссидентов, то есть все эти „окровавленные головы“ и белые призрачные фигуры, которые Гегель желал вытравить из мировой ночи»[1575]. Все это предприятие, получив благословение настоящего философа, которым является глубоко уважаемый Делёзом Фуко, становится по-настоящему серьезным и теперь требует достойного ответа.

Два молодых философа, Франсуа Обраль и Ксавье Делькур, не договариваясь с Делёзом и Гваттари, собираются выпустить небольшую критическую антологию с разоблачением «новой философии» [1576]. Ответственная за контакты с прессой издательства Gallimard Поль Нёвэглиз ищет повод «раскрутить» Обраля до участия в очень ответственной телепрограмме Бернара Пиво «Апострофы». Она добивается, чтобы его поставили одним из дискутантов Филиппа Соллерса в передаче «Человек под вопросом». Обраль справился со своей задачей без обиняков: «Филипп Соллерс, вы были маоистом, папистом, феминистом и антифеминистом. Вы были практически всем. Кто вы на самом деле?»

Франсуа Шатле рассказал своему другу Делёзу о том, что вскоре будет опубликована небольшая полемическая работа, посвященная «новым философам», и тот, посмотрев телепередачу, с удовлетворением замечает, что Франсуа Обраль не отличается излишней уважительностью. Он просит о встрече и приглашает в гости обоих авторов готовящейся книги: «И вот мы провели вечер у Делёза, ослепленные им. Делёз превратился в великого кудесника в этой истории новых философов»[1577]. Франсуа Обраль и Ксавье Делькур сразу же заявляют, что удивлены молчанием таких людей, как Делёз и Шатле. Они указывают Делёзу на то, что хватило бы нескольких его слов, небольшой статьи, чтобы все это прекратить: «Ну да, – говорит он нам, – но знаешь. Будут ведь говорить, что старик просто завидует молодежи. И к тому же я не хочу выступать в прессе. Ты знаешь, что я туда не пойду, это не в моем стиле» [1578].

Потом Делёз спрашивает, что он мог бы сделать, как именно выступить: «Мы же находимся в ситуации самиздата. Мы в меньшинстве. Нужно объяснить вам, что это за типы. Они всегда на стороне власти, что бы ни случилось»[1579]. Этим вечером Делёз вместе со своими гостями рассматривает несколько гипотез. В частности, он подумал о книжке, которую он мог бы написать сам и к которой дали бы предисловие Обраль и Делькур, однако это предложение вызывает лишь приступ веселья. К концу беседы Делёз пожелал гостям побольше мужества и предупредил их о том, что их ждет: «Все так и вышло, я же не знал Глюксманна-трибуна: как только вы поднимаете в студии интеллектуальную тему, он тут же забрасывает вас концлагерями, поляками. и вы пропали»[1580].