Уже в понедельник 6 ноября Робер Маджори чествует «порыв ветра», который в лице Делёза овеял мысль XX века: «Мы еще не понимаем, в какой мере он все перевернул, все сдвинул – и сам язык философии, и способ ею заниматься, и само ее определение»[2141]. Маджори утверждает, что Делёз останется самым философским из философов. В той же подборке Антуан де Годемар возвращается к теме измождения, которая помогла Делёзу в описании театра Беккета: «Невозможно не думать о самом Делёзе, изможденном этими суровыми проблемами с дыханием, испытывающем все больше сложностей с передвижением»[2142]. Он добавляет, воспроизводя комментарий Делёза о самоубийстве Эмпедокла, что самоубийство – это событие жизни и в то же время афоризм мысли. На следующий день, 7 ноября, Libération дает слово ученикам, коллегами и друзьям Делёза, которые отдают свою дань уважения – она занимает целых три страницы газеты. Ален Бадью публикует письмо, отправленное им Делёзу в июле 1994 года. Жан-Люк Нанси говорит о своей растерянности: «В тот момент, когда Жиль Делёз покидает нас, нам хочется – в великой печали и уважении к нему – удержать его в памяти как „его самого“, сделать стоп-кадр»[2143]. Жак Деррида утверждает, что теперь ему придется «бродить одному», и говорит о своей близости к нему: «Делёз остается, возможно, несмотря на столько различий, тем, кого я всегда считал самым близким из всего этого „поколения“. Я никогда не чувствовал в себе ни малейшего „возражения“, пусть хотя бы в наметках, которое я хотел бы выдвинуть против какого-либо из его положений»[2144].

В понедельник вечером, через два дня после смерти Делёза, Лор Адлер, которая посещала некоторые из его курсов в Венсене, посвящает значительную часть своей передачи Le Cercle de Minuit его памяти. Лор Адлер представляет Делёза как «ценителя слов», которого она жадно слушала, вставая рано утром каждый вторник, чтобы попасть в Венсен. И если Маджори сравнивает Делёза со столяром, устроившимся со своими инструментами за верстаком, то Роже-Поль Друа подчеркивает жест, свойственный мысли Делёза: «Привести все в движение. [Способствовать разнообразным] становлениям, возникновениям – тогда как история философии мыслила скорее устойчивые вещи, те или иные формы постоянства»[2145].

Смерть Делёза становится темой передовицы Le Monde от 7 ноября, где Роже-Поль Друа указывает на поставленный Делёзом знак равенства между восстанием и интеллектом[2146]. В газете воспроизводится портрет, написанный Жераром Фроманже, а Роже-Поль Друа приводит краткий список различных экспериментов Делёза. В Le Monde des livres публикуется большая подборка некрологов, призванная показать все стороны его творчества. Жан-Франсуа Лиотар и Фредерик Гро подчеркивают его особое отношение к будущему, его непрерывное бегство, которое всегда, однако, направлялось в будущее, но также его образ жизни и мысли, который «доверяет только тому иному времени, которое не проходит»[2147]. На передаче Du jour au lendemain, которая выходит на радио France Culture с ведущим Аленом Вейнстейном, искреннюю дань памяти Делёзу отдает Мишель Бютель, заявляя, что он значил для него более, чем кто бы то ни было: «До встречи с ним я вообще не встречался ни с одним умным человеком»[2148]. Он упоминает о его любви к жизни, об отвержении самоубийства, о том, что такой акт становится по-настоящему свободным и поразительным, раз его совершает такой человек: «Делёз для меня – это в каком-то смысле как Сэмюэл Беккет или Че. Не стремясь к этому, он, незаметно для самого себя, вознес хвалу дружбе как высшему искусству жизни»[2149].