Впрочем, у Мишеля Каллона и Бруно Латура наблюдаемость научного факта связана с цепочкой переводов, обеспечивающих за счет множественных смещений возможность вывести первичную гетерогенность дискурса, лабораторий и использованных источников. Главное же, эта антропология науки расстается с нововременным проектом разделения, великого разрыва между естественным миром, то есть объектами, с одной стороны, и субъектами – с другой. Проект Нового времени обретает свою форму вместе с кантианством: «Вещи-в-себе становятся недоступными, в то время как трансцендентальный субъект симметричным образом бесконечно отдаляется от мира»[2212]. Как только этот разрыв установлен, попытки преодолеть его неизменно проваливаются. Поэтому эта антропология науки ищет пути иной метафизики и сходится с философским поиском Делёза, стремящегося найти органическую связь между человеком и природой, для чего требуется критика гегельянства, лишь увеличивающего, со своей стороны, пропасть между субъектом и объектом, которую требуется преодолеть. Феноменологический проект развертывается на фоне «непреодолимого»[2213] напряжения между объектом и субъектом. Квази-объекты являются «одновременно реальными, дискурсивными и социальными»[2214], что соответствует основополагающему постулату антропологии науки. Бруно Латур проповедует необходимость перевернуть обычную формулу Нового времени, согласно которой следовало начинать с процесса очищения, чтобы развести то, что происходит от субъекта, и то, что берется из объекта, а на втором этапе наращивать число посредников, чтобы прийти к объяснению, находящемуся на пересечении двух крайностей. В противоположность этому методу, Латур предлагает преобразовать точку раскола/встречи в начальную точку исследования, которая ведет к крайностям, то есть субъекту и объекту: «Эта объяснительная модель позволяет рассматривать работу очищения в качестве частного случая медиации»[2215].

«Post scriptum к обществам контроля» Делёза, первоначально опубликованный в 1990 году в L’Autre Journal Мишеля Бютеля, а затем включенный в сборник «Переговоры», многим исследователям общества, переживающего современные мутации, представляется важной теоретической схемой, поскольку он позволяет мыслить общество в макроскопическом масштабе и в то же время микромасштабе фирмы. Это, в частности, относится к Бернару Стиглеру, отталкивающемуся от этого текста в своих размышлениях о символической нищете. Стиглер осуждает разрыв между политикой и эстетикой, пагубным следствием которого является прекращение участия в эстетическом творчестве. У Делёза он заимствует идею исследования новых видов вооружения, приспособленных к новому обществу контроля, которое он предлагает называть гипериндустриальным. То есть война не закончилась, она сместилась: «Эта война стала по своей сути войной эстетической»[2216]. В современную эпоху, беря пример с Симондона и Делёза, необходимо увидеть процессы индивидуации как процессы одновременно психические и коллективные, «в которых я и мы – две стороны одного и того же процесса, а потому зазор между ними составляет его динамику»[2217].