Настоящий, последовательный враг Думы – Николай II. Георгий Константинович, сын великого князя Константина Константиновича, вспоминает, как 27 апреля (10 мая) 1906 года после торжественного открытия I-й Думы в Георгиевском зале Зимнего дворца, Николай со слезами на глазах обещал членам своей семьи, что разгонит ее так же легко, как и созвал. И не удивительно: ведь Дума самим своим существованием ограничивала самодержавие. Экстремистские высказывания депутатов II-й Думы предоставили ему желанный повод, и 29 марта (11 апреля) 1907 года он написал матери, вдовствующей императрице Марии Федоровне: «Нужно дать ей договориться до глупости или до гадости и тогда – хлопнуть».

Сначала Столыпин считал, что в России возможен «конституционализм без парламентаризма». В августе 1906 года он объяснял британскому журналисту: «В Англии судят с английской, то есть с парламентской точки зрения. Между тем нужно отличать парламентаризм от конституционализма. У нас есть только конституционализм, как и в Германии или даже в Американской республике». Позже в интервью другому английскому корреспонденту сказал: «Законодательная власть должна быть строго отграничена от исполнительной. Не забудьте, что нынешний строй строго конституционный, а не „парламентарный“».

О необходимости временного упразднения Думы и установления диктатуры говорил в то время и сам Сергей Юльевич Витте. Царь склонялся к полному упразднению Думы, и возвращению к системе Государственного совета и земских органов на местах. Но Столыпину и другим защитникам «конституционализма» удалось найти компромисс: 3 (16) июня 1907 года вместе с Манифестом о роспуске Думы написано новое Положение о выборах. Витте писал: «Новый выборный закон исключил из Думы народный голос, т. е. голос масс и их представителей. А дал голос только сильным и полезным».

В итоге избрана III-я Дума, которую именовали «господской», в отличие от двух первых «мужицких» Дум, значительно более «покладистая», но от этого и более работоспособная, большую часть депутатов в ней составляли члены земского и городского самоуправления. Они не выдвигали несбыточных политических требований, но за свои экономические привилегии сражались «намертво», поэтому в определенном отношении руководителям ведомств стало даже сложнее, чем раньше. Но Столыпин остался доволен, в частности – как раз медлительностью новой системы. «Закон, прошедший все стадии естественного созревания, – заявлял он на заседании Государственной Думы 6 марта 1907 года, – является настолько усвоенным общественным самосознанием, все его частности настолько понятны народу, что рассмотрение, принятие или отклонение его является делом не столь сложным и задача правительственной защиты сильно упрощается».