27 июля. Четверг.
27 июля. Четверг.
Стоит все такая же жара, 28 гр[адусов]. Села за новое письмо к Аликс. После завтрака немножко покатались, но только по Ай-Тодору, мы ведь теперь заключенные – такая вот прескверная история.
Стоит все такая же жара, 28 гр[адусов]. Села за новое письмо к Аликс. После завтрака немножко покатались, но только по Ай-Тодору, мы ведь теперь заключенные – такая вот прескверная история.
28 июля. Пятница.
28 июля. Пятница.
Получила сразу четыре сердечных письма от любимой Аликс, страшно обрадовалась. Еще одно письмо – от милой Ольги[110] из Павловска. В остальном все по-прежнему.
Получила сразу четыре сердечных письма от любимой Аликс, страшно обрадовалась. Еще одно письмо – от милой Ольги
из Павловска. В остальном все по-прежнему.
29 июля. Суббота.
29 июля. Суббота.
Ужасно находиться в таком заключении. Это приводит меня в бессильную ярость. К завтраку был Долг[орукий], и это единственное развлечение за весь день. После чая мы немножко посидели в саду.
Ужасно находиться в таком заключении. Это приводит меня в бессильную ярость. К завтраку был Долг[орукий], и это единственное развлечение за весь день. После чая мы немножко посидели в саду.
30 июля. Воскресенье.
30 июля. Воскресенье.
Страшное расстройство желудка, не смогла ни пойти в церковь, ни выйти к завтраку. Чувствую себя безобразно, нахожусь в состоянии черной меланхолии. Слышала, что бедный Б. Куракин потерял жену, урожденную Толстую, она умерла здесь, в Крыму, – прискорбное известие, она оставила 9 детей, причем младшему ребенку 3 месяца. Только и узнаешь, что о бедах да несчастьях! Закончила писать Аликс и Вальдемару. Весь день провела дома – настолько я слаба и так отвратительно себя чувствую. Обедала в одиночестве.