1) убийство из похоти (в котором сам процесс убийства доставляет удовольствие);

2) кража трупов (которые затем накапливаются в «коллекции»);

3) некрофагия (расчленение и поедание трупов).

Ни вторую, ни третью категорию к Нильсену не применить. Иногда он действительно держал у себя тела месяцами, но не как коллекционер: он хотел убрать их с глаз долой, пока не настанет момент, когда он сможет от них избавиться. Расчленял же он тела из-за практической потребности избавиться от них, а не из-за своего желания и не ради удовольствия. Кроме того, в его случае не было никакого каннибализма. С другой стороны, есть основания полагать, что он относится к тому же типу, что и Вульффен, к первой категории – убийство из похоти, поскольку для него являлся стимулом сам процесс убийства, а не предвкушение обладания телом.

Очень мало написано по теме некрофилии, еще меньше – о некрофилии гомосексуальной, и подходящие примеры, получившие достаточно внимания, приходится долго искать в глубоких анналах истории преступлений. В Австралии обвиняемым по делу «Государство против Форбса» был двадцатидвухлетний женатый мужчина, у которого случались гомосексуальные фантазии с участием мертвеца. Однажды он вышел из дома с пистолетом, нашел подходящего незнакомца и застрелил его. После он немного поиграл с телом и занялся с ним сексом. Сторона защиты в его случае, как и в случае Нильсена, пыталась доказать, что он страдает от психического заболевания, но суд с этой точкой зрения не согласился. Его рассудок не подвергался сомнениям, и все же: «Если он находился под влиянием девиантных сексуальных желаний, значит, он не мог мыслить трезво, вне зависимости от его психического состояния». Комментарий самого Форбса тоже звучит знакомо: «Не думаю, что меня могло бы что-нибудь остановить. Я обезумел от ощущения собственной власти. Он был в моей власти, и ничто не могло меня остановить»[65].

Жертвой в другом австралийском деле, «Государство против Исаакса», стал девятилетний мальчик, чей анус был широко открыт, что указывало на проникновение в него уже после начала трупного окоченения. И опять-таки, итог суда вышел удовлетворительным только в юридическом смысле, поскольку попытка найти для обвиняемого подходящий психиатрический ярлык не увенчалась успехом. Похоже, некрофилия как психическое расстройство находится за пределами понимания закона, и судебные архивы демонстрируют, что большинство некрофилов суд считал «нормальными» и решал их судьбу соответственно.

Две ошибки, как правило, искажают наше понимание некрофилии. Первая – это считать ее по большей части сексуальной девиацией, в то время как на самом деле она скорее связана с извращенным желанием власти: именно свобода делать с телом что угодно приносит таким людям удовольствие, как демонстрирует комментарий Форбса, и любое сексуальное удовольствие само по себе – здесь лишь дополнительный бонус. Большинство убийц из похоти похожим образом говорят о своей потребности в убийстве, чтобы удовлетворить непреодолимую жажду власти: их способность сопротивляться этой жажде столь слаба, что все попытки рушатся еще в самом начале. Другой ошибкой является приравнивать некрофилию к жестокости и садизму. Даже Краффт-Эбинг[66] не избежал этой ошибки: он писал, что некрофилия – это ужасное проявление садизма, но Молл поправлял его, что на деле некрофилы не причиняют никакой боли[67]. Здесь есть тонкий нюанс. Садист тоже заинтересован скорее во власти, чем в сексе (творчество маркиза де Сада наполнено восхищением властью, и сексуальные извращения для него – скорее случайные средства для достижения этой цели), но садисту нужно, чтобы жертва подтверждала его власть криками боли. Некрофил, с другой стороны, заинтересован в трупах именно потому, что они пассивны, не могут кричать или протестовать другим образом. Как следствие, садист может пытать и убивать медленно, чтобы продлить удовольствие, в то время как некрофил убивает быстро и безболезненно, чтобы как можно быстрее заполучить желанный труп. Кюртен был садистом, Нильсен же – некрофилом, и хотя оба они убивали из похоти, получая наслаждение от эгоистичного удовлетворения своей жажды власти, делали они это по-разному. Можно даже сказать, что некрофил – это трусливый садист, или же садист-с-совестью, поскольку он не выносит напоминаний о том, что совершает насилие: его жертва должна молчать. Нильсен и сам писал: «Моя слабость – в трусости»[68].