Однажды в метель кто-то в Вашингтоне забыл послать за мной машину на вокзал. Вместе с сотнями других пассажиров мне пришлось стоять в очереди, ожидая такси, а у меня с собой было двенадцать больших коробок с туалетами первой леди. В конце концов мне удалось сесть в такси с еще тремя пассажирами. «В Белый дом, пожалуйста», — сказал я водителю. Все на меня уставились. Водитель остановился у ворот, я назвал себя, и охранник позвонил своему начальству: «Прибыл мистер Кассини с платьями миссис Кеннеди». После чего нас пропустили прямо к центральному входу.
Первая неприятность случилась с пальто, в котором миссис Кеннеди появилась на церемонии инаугурации: у него была только тонкая шелковая подкладка, а ей надо было надеть его в очень холодный день, после прошедшей накануне снежной бури. Обнаружился этот недосмотр только во время последней примерки, за день до церемонии. Времени посылать пальто в Нью-Йорк для исправлений уже не было, поэтому я помчался в Вашингтон, чтобы кто-нибудь там утеплил подкладку. В последний момент я нашел магазин на Коннектикут-авеню, где за ночь смогли это сделать. И все равно, когда я в своем толстом пальто и шарфе дрожал от холода, пока Джон Кеннеди приносил присягу, я не мог не думать:
Работали над гардеробом мы с ней следующим образом. Джеки посылала мне список туалетов, которые ей потребуются (например, «Три дневных [платья] из льна или чесучи — одно с жакетом, одно без ничего, одно с пальто? или, может быть, два с жакетами?» или «Три более нарядных послеобеденных платья — одно с жакетом и соломенной шляпой, другое белое в черный горошек, еще одно с декольте, но не очень глубоким…»). Потом мы могли обсудить ее идеи по телефону; часто мы теоретически говорили о модных концепциях, о том, какие сигналы должен посылать ее гардероб. Джеки играла очень активную роль в выборе своих нарядов. Ей нравились чистые насыщенные цвета — фисташковый, ярко-розовый, желтый, белый. У нее был абсолютно сформировавшийся стиль; она могла попросить внести изменения в мои эскизы. Джеки всегда точно знала, чего хочет, ее вкус был безупречен. Перефразируя Оскара Уайльда, вкусы ее были просты — ей нравилось только самое лучшее.