Баленсиага и Скиапарелли скончались в 1973 году. Ив Сен-Лоран понял, что теперь он стал хранителем бесценного сокровища. «В мире только три тысячи клиенток, которые одеваются в модели Высокой моды, и не больше. У меня двести или триста клиенток. Они носят мои творения, потому что любят их. Как влияет на них мнение журналиста? Высокая мода — это поиск»[596]. Из разных образов прошлого он создал свое мировоззрение. Чем больше времени проходило, чем больше забывалось, тем сильнее натягивалась и утончалась невидимая нить между его коллекциями. «Я пытался понять успех Шанель: она не думала что-то создавать, она совершенствовала».

На расплывчатом и смутном фоне фотографий Сары Мун[597] выделялся белый костюм Ива Сен-Лорана, в куртке-сафари цвета османской слоновой кости с золотыми пуговицами. С каждым сезоном он становился все ближе к той красоте, какую Шанель сравнивала с «ревнивым богом». «Диор научил меня профессии. Благодаря Шанель я нашел свой стиль». Женщина Сен-Лорана не пила чай с розовыми лепестками за чтением новелл, приобретенных в женском книжном магазине, не готовила тушеное мясо, не вязала свитера с пейзажами, она курила. Когда любовник говорил ей: «Я люблю тебя такой, какая ты есть», она понимала, что это к расставанию. Кстати, а было ли у нее время стать замужней?! Это не женщина в «спортивной одежде», организованная, которая следовала «советам психолога» журнала Cosmopolitan и думала, что «депрессия — это болезнь и что от нее можно вылечиться». Ив Сен-Лоран предлагал свободным женщинам особую изысканность, а другим — уверенность. Сен-Лоран — это мужской костюм и кое-что еще… Жемчуга, блузки из крепдешина, способ двигаться, курить, необъяснимая внешность. Умение жить становилось бизнесом.

Эльза Перетти познакомилась с Ивом как клиентка и как модель: «Мне нравится его голос, его доброта. И потом я всегда чувствовала себя потрясающе в его одежде». Она жила в Нью-Йорке, в старом пентхаусе Хальстона, где стиль Knoll сочетался с японской мебелью. Ее жизнь была очень насыщенной. Однажды она сожгла меховое пальто, которое Хальстон подарил ей. Над камином она повесила лист бумаги с каллиграфическим текстом японского хайку: «Я прихожу домой один, когда Луна находится в зените».

Но в большей степени именно Бетти Катру и Лулу понимали андрогинный идеал Ива Сен-Лорана. Он воспринимал своих друзей как продолжение самого себя. Он находил в Лулу денди, а в Бетти — сорванца, кем она хотела бы быть. Как в Оране он устраивал спектакли со своими сестрами, так и эти женщины играли для него роль, в которой он их обожествлял. Растянувшись на одном из двух белых диванов у него дома, Бетти позировала с мундштуком и бакелитовыми браслетами с инициалами YSL и стразами, в золотом кардигане поверх блузки из крепдешина и фланелевых брюках. «Идеальная счастливая беспечность», — отметил американский Vogue. Хельмут Ньютон сфотографировал ее точно в таком же положении, но в обнаженном виде.