Уезжая, я попросил иеромонаха Домети и священника Сургуладзе по начатым мною заметкам продолжать записку об обычаях и нравах горных осетин, конечно на грузинском языке, и доставить мне этот материал для напечатания при случае. Почтенные отцы исполнили мою просьбу, и ниже читатели найду небезынтересный очерк Осетии.
Возвратился я тем же путем через урочище Святого Николая и Алагир во Владикавказ, откуда через несколько дней, забрав новый запас пожертвованных церковных вещей, отправился по другому направлению – по Военно-Грузинской дороге до станции Коби, отсюда верхом в Трусовское общество, населяющее дикое узкое ущелье верховьев Терека. Осматривая месторождение этой столь известной всем едущим за Кавказ одной из значительнейших местных рек, я пришел к предположению, что название Терк (это мы уже называем Терек) имеет основанием латинское слово
В Трусовском обществе я не нашел ни одного священника и, сколько помнится, одну жалкую, никогда не открываемую церковь казенной постройки. Жители с каким-то изумлением смотрели на привезенные вещи, глаза их жадно разбегались при виде бархатных, золотом шитых церковных принадлежностей, и они не могли понять их назначения. Впрочем, я застал все население нескольких трусовских аулов в разгаре пиршеств и пьянства, повторяющегося каждую осень по случаю поминовения покойников. При всей подавляющей бедности осетины такие рабы этого древнего обычая, что, живя весь год впроголодь, дрожа над каждым кусочком ячменной лепешки, доходя до того, что не доверяют собственным женам, когда те отправляются на мельницу с гудою (кожаный мешок) за плечами, и
LV.
На этих поездках не окончилось, однако, мое знакомство с Осетией. Побывав между тем, как я уже описывал выше, в двух зимних экспедициях в Большой и Малой Чечне, проехав, может быть, десяток-другой раз из Владикавказа в Грозную и обратно, я 13 января 1856 года получил от генерала Вревского опять новое поручение. В этот раз я превращался из миссионера в полуинженера и полуинтендантского чиновника.