– За компанию. Не нужно с ней везде ошиваться.
(Я назвал этот эффект неявного соучастия синдромом Сусси и проявился он годом позже на военных сборах со мной и Шейнкманом).
Обосновал Синочкин свое решение тем, что мало того, что Инка разрушила веру в чистые помыслы студентов у Молоткова, но и «заложила» целый поток. Незачеты у Молоткова с тех пор стали частым явлением.
Аргументы Синочкина показались декану Джанелидзе убедительными, и он подписал отчисление.
При помощи Ларисиной тети девушки оформили академический отпуск и через год воссоединились с физмехом, окончив его на год позже. Инка появлялась в 422-й комнате, с Ларисой в то время связь была слабой.
Леня Смотрицкий – интеллигентного вида юноша, с тонким нервическим темпераметром и комплексом культурной незрелости. Вообще-то этот комплекс по-разному переживали (изживали) многие провинциалы, но у него он выражался как-то остро. Я тоже ощутил себя в Ленинграде провинциалом и избавился от этого чувства не раньше третьего курса (странным образом этому способствовало знакомство с питерскими геологами, для которых я неожиданно оказался гуру в культурной жизни родного города).
Сильной стороной Лени было умение сосредотачиваться, благодаря чему он хорошо сдавал экзамены.
Той же особенностью обладал и Славик Бочваров, советско-подданный болгарин со сложным бэкграундом. По виду совершенный мальчик, очень пригожий, одновременно смуглый и румяный, брюнет с большими глазами и ресницами. Застенчивый, но не робкий.
К старшим курсам он повзрослел; девушки перестали относиться к нему, как к мальчику, и он пользовался популярностью. Женился чуть ли не раньше всех, и мы с его женой рядом жарили картошку на нашей кухне, наискосок от 422-й комнаты. О его сложной судьбе надеюсь рассказать в следующих книгах.
Ну а теперь о погоде. Она, вместе с другими местными условиями, не позволяла мне оставаться в Ленинграде. Врач, определившая мой фурункулез как предвестник туберкулеза, узнав, что я из Киева, спросила о товарищах. Вся 422-я была тоже с юга и вся (пока еще кроме меня) была в той или иной степени поражена туберкулезом.
Фурункулез я заработал в связи с дефицитом солнца, кислорода и витаминов в сибирской экспедиции. Врач спросила, намереваюсь ли я остаться в Ленинграде.
Остаться можно было только в расчетных бюро крупнейших ленинградских заводов, чего я не хотел – там нужно было заниматься в основном прочностными расчетами. Врач поведала, что там обычно много женщин с детьми, которым в первую очередь представляют отпуска летом, и летнего отпуска, а значит солнца и фруктов, мне еще долго, как молодому специалисту, давать не будут. Останешься в Ленинграде сказала она, станешь, как почти все южане, туберкулезником.