Может быть, в эту сессию и произошли две истории с освобождением от экзаменов. Наш приятель и друг Валеры Кирилл Егоров славился тем, что мог по желанию поднять себе температуру. Валера подготовиться к экзамену не успевал и попросил Кирилла пойти в нашу поликлинику и получить освобождение вместо него. Записал он его на прием на фамилию Косс, наверное, снабдил и документом. У Кирилла времени тоже было не много и он, пока ждал, погрузился в конспект. Врач зафиксировала повышенную температуру и симптомы (которые в каждую сессию нужно было менять) и стала выписывать бюллетень. «Фамилия?» – спросила она. «Егоров» ответил Кирилл. Врач очень удивилась и еще раз переспросила, но Кирилл, отличавшийся прямодушием и честностью, подтвердил, что он действительно Егоров. «А кто такой Косс?» – спросила врач. Тут до Кирилла дошло, но было уже поздно. Была и другая история, когда освобождение понадобилось ему самому.

В этот раз он как-то перестарался, и температура поднялась выше, чем бывает при простуде. Врач стала называть симптомы, и Кирилл стал поддакивать. «Давайте в диспансер» предложила врач. «Согласен» с облегчением согласился Кирилл. У него уже была пара (кажется по авторегулированию у Долголенко) и вторую, грозящую вылетом, он получать не хотел. Сессия кончилась, и осенью он спокойно сдал экзамен.

Одно время с нами жил Боря Дербаремдикер, мой «киевский комсомолец». Боря, толерантный от природы интроверт, был вполне комфортным жильцом, но видимо, экстравертивность старших товарищей его несколько угнетала, и он ушел к своим однокурсникам.

Потом попросился к нам Леня Смотрицкий. Энтузиазма у меня это не вызвало, но меня уговорили. Леня требовал строгого порядка (послеобеденная тишина, он спал), выключения света в 11 часов вечера (мы уже отвыкли) никаких случайных гостей днем, если он сам вечером куда-то собирался – ему нужно было подготовиться и внутренне сосредоточиться. Как-то мы к этому приспосабливались, хотя и с трудом.

Затем Леня начал менять интерьер. Над своим топчаном он повесил немецкое красное знамя с циркулем – флаг ГДР. Потом он захотел поставить себе кровать вместо наших топчанов без спинок и снять наши инсталляции – мы не дали. Последней каплей было то, что он стал запирать дверь комнаты, когда ему не хотелось никого видеть: «пусть стучат, им надоест». Однажды, после того, как он дверь закрыл, я открыл снова – закрывались мы только во время редких застолий. Леня закрыл снова. Слово за слово (до этого не помню громких ссор в 422-й) и Леня, после безуспешной попытки отобрать у меня ключ, полез драться, скорее даже царапаться. Мне это не понравилось, и я его предупредил ударом навстречу. Он хотел было продолжить выяснение отношений, но передумал.