И Сумароков, и Муравьёв пишут о тех покоях, дворца, которые были переделаны к приезду Екатерины, где были поставлены «высокие диваны с креслами и столами», в то время как в других залах всюду были «низкие круглые скамьи, на которые ставят подносы и едят на них сидя, поджав под себя ноги, на полу»[187].

По-видимому, для Муравьёва именно этими екатерининскими комнатами и ограничивается европейское убранство дворца. Пушкин же пишет «с большой досадой» о «полуевропейских переделках некоторых комнат», имея в виду, видимо, не только мебель, но и те самые украшения, которые Муравьёв описывает как принадлежащее «аравскому вкусу», на самом же деле придуманные первым реставратором дворца, назначенным Потёмкиным. Иначе нельзя понять выражения «полуевропейские переделки».

Пушкин явился в Бахчисарай, вспоминая легенду, слышанную, по-видимому, еще в Петербурге «о странном памятнике влюбленного хана», о фонтане слез, который он воздвиг в память прекрасной пленницы своей Марии Потоцкой. Именно с этой легендой связан был для Пушкина Бахчисарай, так же как Керчь с мифами о Митридате, а Георгиевский монастырь с преданием о капище Артемиды. Комментируя «Отрывком из письма» свою крымскую поэму, Пушкин пишет: «Я прежде слыхал о странном памятнике влюбленного хана. К*** поэтически описывала мне его, называя, la fontaine des larmes»[188]. Легенда о Потоцкой была в то время весьма популярна. О ней же пишет и Муравьёв, скептически ее опровергая реально существующим в Бахчисарае мавзолеем, который хан Керим-Гирей возвел в память своей любимой супруги Дилары-Бикеч, якобы грузинки[189] по происхождению. Муравьёв сообщает о необыкновенной любви Крым-Гирея и о том, что «безотрадный Керим соорудил любезной памятник сей, дабы ежедневно входить в оный и утешаться слезами». «Странно, – продолжает Муравьёв, – что все здешние жители непременно хотят, чтобы эта красавица была не грузинка, а полячка, именно какая-то Потоцкая, будто бы похищенная Керим-Гиреем. Сколько я ни спорил с ними, сколько ни уверял их, что предание сие не имеет никакого исторического основания и что во второй половине XVIII века не так легко было татарам похищать полячек, все доводы мои остались бесполезными – они стоят в одном: красавица была Потоцкая»[190]. Рассуждение Муравьёва свидетельствует о том, что легенда, с которой Пушкин приехал в Бахчисарай, и которая легла в основу его поэмы 1822–1824 годов, была распространенной и упорно повторялась жителями Крыма. По-видимому, сам Муравьёв, узнавший о мавзолее прекрасной грузинки от своего гида-переводчика Ананьича, здесь же в Крыму от других лиц слышал легенду о пленнице-полячке. Вопреки мнению Муравьёва легенда эта имеет исторические корни.