Иногда в конце нашего с Гитлером совещания адъютант объявлял о приходе Бормана, после чего Борман входил в комнату со своими папками. Несколькими фразами он излагал суть присланных ему докладных записок. Говорил он монотонно, с нарочитой беспристрастностью и сразу же предлагал собственное решение. Обычно Гитлер кивал и произносил: «Согласен». На основании этого единственного слова или весьма расплывчатого замечания, едва ли означавшего приказ, Борман зачастую набрасывал длинные инструкции. Вот так иногда за полчаса принимался десяток, если не больше важных решений. «Де-факто» Борман руководил внутренней политикой рейха. Несколько месяцев спустя, 12 апреля 1943 года, Борман заполучил подпись Гитлера на, казалось бы, маловажном документе и стал «секретарем фюрера». Если до этого момента его полномочия, строго говоря, сводились к партийной деятельности, новый пост давал ему доступ в любую сферу.

После моих первых заметных достижений в области вооружений Геббельс, не жаловавший меня еще со времени его романа с Лидой Бааровой, сменил гнев на милость. Летом 1942 года я попросил его поставить пропагандистский аппарат на службу военному производству, то есть отражать в кинохронике, иллюстрированных журналах и газетах наши проблемы. Мой авторитет возрос. Благодаря изданному министром пропаганды приказу я стал самой узнаваемой личностью в рейхе. Повышение моего статуса, в свою очередь, помогло моим подчиненным в их ежедневных битвах с правительственными и партийными бюрократами.

Геббельс-оратор производил впечатление фанатика, какими их все представляют, однако было бы совершенно неверно считать его кровожадным чудовищем и истериком. Геббельс сам был трудоголиком и строго следил за претворением своих идей в жизнь. И при этом он никогда не увлекался мелочами настолько, чтобы потерять контроль над общей ситуацией. Он обладал даром отделять суть проблемы от сопутствующих обстоятельств и был способен на беспристрастные суждения. Меня поражал его цинизм, но логичность его мышления выдавала университетское образование. Однако в присутствии Гитлера Геббельс казался чрезвычайно скованным.

На первом, успешном этапе войны честолюбие Геббельса никак не проявлялось. Напротив, уже в 1940 году он объявил, что сразу же после победного окончании войны намерен посвятить остаток жизни своим разнообразным увлечениям, а всю ответственность пусть берет на себя следующее поколение.

В декабре 1942 года катастрофическое развитие событий заставило его чаще приглашать к себе трех своих коллег — Вальтера Функа, Роберта Лея и меня. Выбор, типичный для Геббельса, ибо все мы имели высшее образование.