Гитлер, как и все мы, надеялся на то, что новое оружие — «Фау-1» — посеет ужас и смятение в стане врага, парализовав его волю к сопротивлению. Оказалось, что мы сильно переоценили эффективность этого оружия, правда, у меня были кое-какие сомнения: уж очень мала была скорость самолетов-снарядов. Поэтому я посоветовал Гитлеру использовать их лишь при низкой облачности, но он ко мне не прислушался[251].

12 июня по непродуманному приказу Гитлера в величайшей спешке были запущены первые беспилотные самолеты-снаряды «Фау-1». Их было всего десять, и только пять из них достигли Лондона. Гитлер предпочел не вспоминать, что лично настаивал на их преждевременном запуске, и излил гнев на разработчиков не оправдавшего его надежды оружия. На оперативном совещании Геринг поспешил возложить всю вину на своего конкурента Мильха. Гитлер уже готов был отдать приказ о прекращении производства самолетов-снарядов на том основании, что весь проект — грубейшая ошибка и пустая трата средств и времени, но тут начальник отдела печати показал ему несколько преувеличенные сообщения лондонской прессы об ущербе, причиненном «Фау-1». Настроение Гитлера сразу же резко изменилось. Он потребовал увеличить выпуск самолетов-снарядов, а Геринг заявил, что «Фау-1» — величайшее достижение люфтваффе и он лично способствовал осуществлению этого проекта. О Мильхе, чуть было не ставшем козлом отпущения, больше не вспоминали.

Поскольку Гитлер не раз говорил, что сразу же после вторжения отправится во Францию лично руководить боевыми действиями, Организация Тодта построила для него две ставки, местоположение и размеры которых Гитлер определил лично, истратив несчетные миллионы марок на прокладку сотен миль телефонных кабелей и строительство. Теперь же, когда нависла угроза потери Франции, фюрер оправдывал колоссальные затраты тем, что, по крайней мере, одна из ставок находится на будущей западной границе Германии и, следовательно, войдет в систему оборонительных укреплений.

17 июня он посетил эту Ставку, названную «W-2» и расположенную между Суасоном и Лаоном, и в тот же день вернулся в Оберзальцберг мрачным и раздраженным: «У Роммеля сдали нервы; он стал пессимистом, а в такое время только оптимисты могут добиться успеха».

Теперь отставка Роммеля была делом времени, ибо Гитлер все еще не сомневался в том, что наши войска не допустят расширения захваченного десантом плацдарма. В тот же вечер он сказал мне, что опасается за судьбу пусковых установок «Фау-2», находящихся в контролируемых французскими партизанами районах.