14 февраля я направил письмо министру финансов с предложением «перевести в фонд рейха все огромные денежные суммы, поступившие на мои счета с 1933 года». Так я намеревался помочь стабилизировать марку, курс которой поддерживался лишь жесткими административными мерами, но когда нам пришлось бы ослабить хватку, марка неминуемо обесценилась бы. Министр финансов граф Шверин-Крозигк обсудил мое предложение с Геббельсом и получил решительный отпор. Если бы министра пропаганды заставили последовать моему примеру, то он лишился бы личного состояния.
У другой моей идеи было еще меньше шансов на одобрение, и, вспоминая о ней, я понимаю, что к тому времени так и не избавился от иллюзий и романтических настроений. В конце января я очень осторожно, в основном намеками, обсуждал наше безнадежное положение с Вернером Науманом, статс-секретарем министерства пропаганды. Мы случайно оказались в бомбоубежище министерства и разговорились. Предполагая, что уж Геббельс-то способен рассуждать здраво и логично, я в общих чертах набросал свой великий план, подразумевавший совместные действия правительства, партийных лидеров и главнокомандующих: Гитлер официально объявит, что все руководство рейха готово добровольно капитулировать, если немецкому народу будут обеспечены сносные условия существования. В этом замешанном на исторических параллелях фантастическом замысле воспоминания о Наполеоне, сдавшемся британцам после поражения при Ватерлоо, слились с идеями о самопожертвовании и искуплении вины, которыми были пронизаны оперы Вагнера. Хорошо, что из этого ничего не вышло.
Из всех моих сотрудников-промышленников самые близкие отношения я поддерживал с семидесятилетним доктором Люшеном, главой немецкой электрической индустрии, членом совета директоров и начальником исследовательского отдела концерна «Сименс». Люшен понимал, что народу суждено пережить тяжелые времена, но не сомневался в возрождении немецкой нации.
В начале февраля Люшен навестил меня в моей квартирке в одном из корпусов министерства на Паризерплац. Достав из кармана клочок бумаги, он протянул его мне со словами: «Знаете ли вы, какой отрывок из „Майн кампф“ цититуется сейчас наиболее часто?»
Я прочитал: «Задача дипломатии состоит не в том, чтобы обречь народ на героическую гибель, а в том, чтобы спасти его. Для достижения этой цели оправданы любые средства, и отказ от них должен восприниматься как преступное пренебрежение своим долгом». Люшен протянул мне второй листок — оказалось, он нашел и другую подходящую цитату: «Престиж государства не может быть самоцелью, поскольку в таком случае любая тирания была бы священной и неприкосновенной. Если государственная власть ведет нацию к гибели, то каждый человек не просто имеет право восстать против такой власти, в этом состоит его долг»[299].