Где-то в середине февраля, через несколько дней после визита Люшена, я сидел со Шталем в маленькой комнатке нашего берлинского бомбоубежища с толстыми бетонными стенами и стальной дверью. Над Берлином свирепствовали вражеские бомбардировщики. Вся обстановка навевала мрачные мысли. Мы говорили об атмосфере, царившей в рейхсканцелярии, и проводимой верхушкой катастрофической политике. Вдруг Шталь схватил меня за руку и воскликнул: «Надвигается кошмар! Страшный кошмар!»

Я начал аккуратно расспрашивать его о новом отравляющем газе, поинтересовался, не может ли он достать немного. Хотя беседа приняла необычное направление, Шталь с готовностью откликнулся на мою просьбу, а я, помолчав, сказал: «Я хочу пустить газ в бункер рейхсканцелярии. Это единственный способ положить конец войне».

Несмотря на наши доверительные отношения, я был шокирован своей откровенностью, но Шталь не выказал ни ужаса, ни волнения. Совершенно спокойно он пообещал в ближайшие дни навести справки и достать отравляющий газ.

Несколько дней спустя Шталь сказал, что связался с начальником отдела боеприпасов управления вооружений сухопутных войск майором Зойка. Тот предложил приспособить для экспериментов с отравляющим газом снаряды, изготовлявшиеся на заводе Шталя. Так уж сложилось, что любому руководителю среднего звена на фабриках, производивших отравляющие газы, было легче получить доступ к табуну, чем министру вооружений или председателю комитета по боеприпасам. В ходе наших бесед выяснилось, что табун эффективен только после взрыва и не годится для моих целей, ибо взрыв разрушил бы тонкие стенки вентиляционных каналов. К началу марта я еще не отказался от своего плана, так как не видел другого способа уничтожить вместе с Гитлером Бормана, Геббельса и Лея, скрашивавших разговорами бессонные ночи фюрера.

Шталь надеялся, что вскоре сможет достать один из традиционных отравляющих газов. Еще во время строительства рейхсканцелярии я познакомился с Хеншелем, главным инженером по эксплуатации здания. Я предложил ему заменить старые воздушные фильтры, поскольку Гитлер не раз жаловался на спертый воздух в бункере. Я даже не надеялся на удачу, но Хеншель тут же приказал демонтировать систему фильтрации воздуха, и бункер остался без защиты.

Однако, если бы нам и удалось немедленно достать газ, ничего бы не получилось: когда через несколько дней я нашел предлог для инспекции вентиляционной шахты, оказалось, что ситуация изменилась. На крышах всего комплекса появились вооруженные часовые-эсэсовцы и мощные прожекторы, а на месте вентиляционной решетки — трехметровая труба. Я в ужасе решил, что мой план раскрыт, но причина была в другом. Во время Первой мировой войны Гитлер в результате газовой атаки на время лишился зрения, и теперь, вспомнив об этом, приказал построить трубу, так как отравляющий газ тяжелее воздуха.