Сравнение двух жизненных ситуаций – детской костромской и нынешней, – возникшее в письме Флоренскому ассоциативно, с целью самооправдания, желания противопоставить себя безжалостным братьям и сестрам из своего страшного детства и вызвать сочувствие и жалость теперь, – оказалось на самом деле и очень точным, и очень глубоким. В сущности, та мерзость запустения, из которой Розанов вышел ребенком в Костроме и от которой, казалось, навсегда ушел, настигла его полвека спустя на берегах Невы, и хотя разница между двумя периодами его жизни была немаленькой, в главном – в отсутствии мира, дружбы, любви в его доме – все становилось до боли похоже, о чем еще раньше он написал в «Опавших листьях»: «То, чему я никогда бы не поверил и чему поверить невозможно, – есть в действительности: что все наши ошибки, грехи, злые мысли, злые отношения, с самого притом детства, в юности и проч., имеют себе соответствием пожилом возрасте и особенно в старости. Что жизнь, таким образом (наша биография), есть организм, а вовсе не “отдельные поступки”. Жизнь (биография) органична: кто бы мог этому поверить?! Мы всегда считаем, что она “цепь отдельных поступков”, которую я “поверну куда хочу” (т. е. что такова жизнь)».

И, пожалуй, самое точное подтверждение этой мысли, самое неудавшееся розановское «поверну куда хочу» и есть тот факт, что домостроителя, воспитателя из автора «Семейного вопроса в России» и апологета семейных ценностей не получилось, а малый храм его оказался поруган.

«У меня “таланта к детям” определенно теперь нет… – признавал Розанов с горечью. – У мамы великий талант “к мужу”, но таланта к детям тоже нет: она не находит, о чем с ними говорить. Она о них заботится, но это – другое: нужно входить в душу, связываться с душой».

И как итог:

«Заметьте, что от дочек (кроме их детства) я, кроме грубостей, мало что слыхал… – Папа! Что ты так оступепел, ничего не слышишь, что тебе дочка говорит?… Подленький… Идиот», – приводил Розанов в письме отцу Павлу слова своей старшей дочери, самой близкой ему Татьяны. А другому своему корреспонденту, Э. Голлербаху, позднее жаловался: «Дети говорят невероятные дерзости: и раза два я дал по морде – сыну даже раз 10, и раза 2 Тане. Ужасно. “Ужас русской семьи”».

Все это не могло укрыться и от его современников. «Розанов строил свое ветхозаветное счастье на семье – семья его шумно распалась еще при жизни отца. Все его учение – импровизационная чепуха…» – писал в своих «Заметках» Борис Садовской.

В. В. полагал, что причиной тому было отсутствие в семье от первых дней patria potestas, то есть отцовской власти. «… мы детям (я особенно) были братья, сестры (мама), и они выросши, “ходят нам по головам”, не замечая, что это родители».