В начале апреля Андреев дал прочесть вторую часть романа Ирине Арманд. Через несколько дней она его возвратила, пробормотав, что ей нравится «горячее отношение автора к жизни». Ирина показала роман матери, и с той случилась истерика, перешедшая в сердечный приступ. После истории с диссертацией дочери, после слухов о новых арестах Тамара Аркадьевна ко всему относилась с опаской. Она тут же решила, что если этой ночью к ним явится опергруппа – ей уже чудились шаги на лестнице, – то они скажут, что нашли рукопись в метро, а от дочери потребовала утром же вернуть ее. Материнское сердце – вещун: в свое время за дочерью пришли.

21 апреля вечером Коваленских навестили Авсюки. В застолье говорили о многом, спорили. Потом, на допросе, Андреев, признаваясь в «преступных» мыслях и речах, рассказал, что в тот вечер «под влиянием вина» он высказался «в пользу поражения СССР в предстоящей войне с Америкой». Но Маргарита Ивановна, жена Авсюка, показал он, стала его стыдить: «Как не стыдно вам, русскому человеку, накликать на родину такое бедствие…»

Как раз в эти весенние дни Коваленский занимался хлопотами по приему в Союз писателей, начатыми еще в марте, готовил документы. Первый раз он предпринял попытку еще во время войны и получил рекомендацию от Алексея Толстого, но, как отметил в дневнике Тимофеев, «пал жертвой вражды Толстого и Фадеева». 16 апреля ему дали рекомендации критик Евгения Книпович, редактор его польских переводов, и переводчик Сергей Шервинский, 17-го – Николай Асеев и Константин Федин. Уже после ареста Даниила и Аллы, 24 апреля, Коваленский сдал документы в приемную комиссию. Среди них была автобиография. В ней он писал, что литературную работу считает своим «основным и любимым делом» и что она «запланирована уже на несколько лет вперед». Но у злых сил были иные планы.

Часть девятая «Дело» Даниила Андреева. 1947–1948

Часть девятая

«Дело» Даниила Андреева. 1947–1948

1. С. и Х.

1. С. и Х.

Без информаторов «мероприятия» МГБ были бы невозможны.

О предарестных временах Андреева повествовала: «Мы познакомились с одним поэтом, точнее, поэтом и актером Вахтанговского театра. Человек он был интересный и как-то невероятно нужный Даниилу. Я могла только любоваться и радоваться, как они с полуслова понимали друг друга, как читали друг другу, как говорили, как совершенно, что называется, “нашли друг друга”, как два наконец встретившихся очень близких человека. Я не знаю, как было дело: работал ли этот человек в ГБ или его просто вызвали, но он нас “сдал”. И еще нас “сдала” моя школьная подруга. Тут, я думаю, ее вызвали. Вряд ли она пошла бы сама, но если вызвали, пригрозили, напугали, она, конечно, рассказала о романе “Странники ночи”, о моих антисоветских воззрениях»⁴³⁰.