Поэма вначале именовалась сюитой. Музыкальное начало – в прихотливой строфике, интонации, в разработке темы. Умозрительное, по сути, понятие Соборной Души в поэме превращается в мифологический образ. Андреев следует Владимиру Соловьеву, прозревшему «нетленную порфиру». Соловьевское видение изображено в «Трех свиданиях» «в пурпуре небесного блистанья». И Навна возникает в слиянии сини небесной и синего простора глаз. Но Андреев не говорит о видениях, его умозрения соборности в поэтической плоти ожили в образах и представлениях о процессах метаистории.

Пришла пора дать имена явленому. В стихотворных изображениях миров просветлений условность чюрлёнисовских композиций (в них Андреев, кстати, находил намеки на трансфизическое) – звездные моря и фонтаны поющих комет. Они исключают земные краски – небесное сияние слепит, уничтожает оттенки. Другое дело светлые стихиали. Арашамф – обиталище деревьев, веселая рать Ирудруны – с грозами, ливнями и ураганами. Нивенна – область духов снегов. Это стихи программные, сочиненные с целью изобразить обозначенные в атласе Розы Мира области иных измерений.

Темные миры всегда и у всех поэтов живописнее светлых, человеческий язык пригодней для их описания. У Данте ад зримее рая. По демоническим слоям и лабиринтам Андреев проходит многажды. Задумана и начата поэма в прозе «По ту сторону» («Изнанка мира»), написана поэма «У демонов возмездия». Изображения слоев мучилищ не повторяют друг друга. Мрачные подробности и жуткие детали каждого из слоев-ярусов ада сопровождают повествование о посмертных муках заслуженного чекиста, мечтавшего «блистать лампасом генерала».

Это не форма мести палачам: «Мой стих – о пряже тьмы и света / В узлах всемирного узла». Речь идет об узлах исторической народной кармы. Теперь одни бериевцы неожиданно оказались рядом со своими жертвами в централе, других, как раз руководителей андреевского террористического дела – Абакумова, Комарова, Леонова, арестованных еще при Сталине, расстреляли. Обвинялись они не в беззаконии и жестокости, а в том, что «смазывали» сигналы о террористической деятельности против руководителей партии и правительства. Известия об арестах и расстрелах чинов МГБ мгновенно долетали до зэков сквозь все затворы. Освобождение осужденных бериевскими преступниками, верилось, не за горами.

Но Андреев и о свободе думал исходя из миссии – дописать, донести весть. Получив уцелевшие черновики 1950 года, он завершал начатое, продолжал трактат, разворачивавшийся в учение о Розе Мира. Чувствовавшая его настроения сквозь тюремные стены и лагерную ограду жена волновалась: «…боюсь, что ты пишешь в Прокуратуру и дальше не то, что надо, а лирико-психологические поэмы, т. е. продолжаешь наше с тобой детское, чтоб не сказать больше, поведение 47–48 года. Я тебе уже писала: если в силу каких-то глубоких внутренних причин иначе не можешь – ничего не пиши, я одна буду писать»⁵⁷⁵.