Русский свободно доезжал на почтовых[544] от Ташкента до Оренбурга в три недели. Сарт ехал месяц, а то и полтора. Если же необходимость заставляла очень торопиться, то приходилось платить большие деньги почтовым старостам для того, чтобы находились свободные лошади.
Впоследствии сарты изыскали и иной путь спасения: сарт подыскивал себе попутчика, русского офицера или чиновника, едущего по казенной надобности, с так называемой казенной подорожной[545]. Русский вносил в это предприятие казенную подорожную, к которой иногда присовокуплял и меньшую часть де нежных путевых расходов; сарт брал на себя или все денежные расходы или большую часть их и тогда ехал быстро.
Но и этот способ не всегда оказывался удовлетворительным, ибо часто случалось, что русский
Если на почтовой станции, кроме проезжающих сартов, никого не было, староста, конечно, за должное вознаграждение, охотно ставил им самовар и оказывал обычные в этих случаях услуги. Но вот к станции подъезжает большой тарантас, из которого выходят русский
И так почти во всем, почти на всех стезях общественной и служебной жизни.
И несмотря на это, сарт долгое еще время преклонялся пред совершенством нашей машины и одухотворяющего ее закона, а попадая в положения, подобные вышеописанному, старался думать, что это не более как случайности, зависящие от индивидуальной недоброкачественности тех или других лиц.
Как ни велик был нравственный успех таких учреждений, как почта, телеграф и даже наш прежний местный дореформенный суд[546], отличавшийся многими крупными недочетами, как ни велик был этот успех в смысле мирного завоевания симпатий к нам среди некоторой части населения, главным образом среди торгового класса, но апогей этого явления был достигнут несколько позже, когда введение выборного начала и реорганизация податного дела заставили громадное большинство населения, весь многочисленный земледельческий класс, открыть наконец глаза и осмотреть нас более или менее пристально и внимательно.