Светлый фон

Русский свободно доезжал на почтовых[544] от Ташкента до Оренбурга в три недели. Сарт ехал месяц, а то и полтора. Если же необходимость заставляла очень торопиться, то приходилось платить большие деньги почтовым старостам для того, чтобы находились свободные лошади.

Впоследствии сарты изыскали и иной путь спасения: сарт подыскивал себе попутчика, русского офицера или чиновника, едущего по казенной надобности, с так называемой казенной подорожной[545]. Русский вносил в это предприятие казенную подорожную, к которой иногда присовокуплял и меньшую часть де нежных путевых расходов; сарт брал на себя или все денежные расходы или большую часть их и тогда ехал быстро.

Но и этот способ не всегда оказывался удовлетворительным, ибо часто случалось, что русский тура напивался дорогой и колотил своего попутчика.

тура

Если на почтовой станции, кроме проезжающих сартов, никого не было, староста, конечно, за должное вознаграждение, охотно ставил им самовар и оказывал обычные в этих случаях услуги. Но вот к станции подъезжает большой тарантас, из которого выходят русский тура, его жена и дети. Все они входят в комнату для проезжающих. Дама имеет усталый вид, садится на жесткий, обитый кожей диван, брезгливо смотрит на сартов и говорит что-то старосте на своем непонятном языке. Весьма снисходительный раньше, староста сразу делается очень грубым и, не дав допить чая, гонит сартов на двор, где после долгих размышлений они приходят к убеждению, что если высшее начальство старалось уверить их в равноправности с русскими как подданными Белого Царя, то, конечно, имело к тому основания, но что эта равноправность должна рассматриваться лишь как теоретическая тенденция, практическое значение которой зависит в данном случае от настроения русской дамы и почтового старосты.

тура, его

И так почти во всем, почти на всех стезях общественной и служебной жизни.

И несмотря на это, сарт долгое еще время преклонялся пред совершенством нашей машины и одухотворяющего ее закона, а попадая в положения, подобные вышеописанному, старался думать, что это не более как случайности, зависящие от индивидуальной недоброкачественности тех или других лиц.

Как ни велик был нравственный успех таких учреждений, как почта, телеграф и даже наш прежний местный дореформенный суд[546], отличавшийся многими крупными недочетами, как ни велик был этот успех в смысле мирного завоевания симпатий к нам среди некоторой части населения, главным образом среди торгового класса, но апогей этого явления был достигнут несколько позже, когда введение выборного начала и реорганизация податного дела заставили громадное большинство населения, весь многочисленный земледельческий класс, открыть наконец глаза и осмотреть нас более или менее пристально и внимательно.