Дума установила комиссию обороны, которая с комическим видом компетентности судила и рядила все вопросы обороны, причем из комиссии она исключила всю оппозицию, забывая, что если она сама боялась так называемых левых как могущих действовать в ущерб обороне (хотя история показывает, что кроме самых крайних, когда дело касается обороны, все люди остаются верными сынами своего отечества, если, конечно, в свою очередь отечество признает их за равноправных сынов своих), то ведь может наступить время, когда оппозиция будет иметь громадное большинство (что имело место при Первой и Второй думе до сoup d'etat 3 июня), и тогда это самое большинство может исключить из комиссии обороны всех так называемых правых и вновь испеченную партию националистов и действовать так, как этого большинство ныне боится, т. е. в ущерб обороне государства, иначе говоря, пойдет на самоубийство.

Если это так, то основные законы были правы, что изъяли из ведения законодательных учреждений всю организацию обороны, всю, так сказать, военную часть, предоставив им эту часть лишь постольку, насколько она касается ассигнования денег, т. е. поскольку это касается общего бюджета обороны государства. Но это было сделано по моей инициативе не по соображениям доверия или недоверия к патриотизму выборных законодательных собраний, а по неуверенности в их зрелости, так как они только что рождались под русским солнцем, по необходимости многие вещи, касающиеся обороны государства, не разбалтывать, т. е. по неуверенности в умении новых депутатов, так сказать младенцев, держать язык за зубами, и, наконец, по конструкции выборного закона (как первоначального, так и 3 июня), который исключил из шансов быть выборными тех, которые знают военное дело, т. е. военных специалистов. Между тем созданное после 3 июня положение делало как раз противоположное тому, что имело в виду 17 октября и основные законы. Дума как бы обязалась избегать осуществления нормальной, без которой немыслимо великое государство в XX веке, гражданской свободы, а как бы для отвода глаз и щекотания наболевшего национального самолюбия после позорной Японской войны ее вожакам (вернее, вожакам самозванной партии 17 октября) предоставлено было судить, рядить и болтать по поводу организации обороны, т. е. организации военных сил; одним словом, как бы состоялось между вожаками большинства Думы и Столыпиным такое соглашение: «Вы, вожаки Думы, можете играть себе в солдатики, я вам мешать не буду, тем более что здесь я уже совсем ничего не понимаю, а за то вы мне не мешайте вести кровавую игру виселицами и убийствами под вывеской полевых судов без соблюдения самых элементарных начал правосудия».