Зато куда лучше сложились у Карнеги отношения с императором Николаем II. В 1910 году Эндрю Карнеги подарил ему слепок скелета диплодока – ящеротазового динозавра, обитавшего 157,3–145 миллионов лет назад в заболоченных и мелководных водоемах Северной Америки. Этот слепок украшает один из залов в здании Палеонтологического музея имени Ю. А. Орлова на улице Профсоюзной, в Москве. Мог ли предполагать император, что по воле истории и его останки спустя десятилетия станут предметом интереса ученых? О них будут написаны научные монографии… Что же, как говорил Михаил Бакунин: «Перед вечностью все тщетно и ничтожно»…

Но не только Карнеги, но и вообще богачей Петр Алексеевич не баловал вниманием. Известный архитектор и анархистский публицист Джон Эдельман (1852–1900), ставший одним из импресарио Кропоткина в США, вспоминал, как однажды днем, во время первого приезда Петра Алексеевича за океан, на квартиру к ним пришел известный нью-йоркский банкир, жаждавший пригласить анархистскую знаменитость, к тому же князя, к себе на обед. Эдельман ответил, что Кропоткин плохо себя чувствует и пошел подышать свежим воздухом в Центральный парк. Петр Алексеевич в это время прятался в соседней комнате. Но, как только банкир ушел, пришли два рабочих-анархиста. Кропоткин тут же вышел навстречу, сияющий от радости. Беседовал с ними несколько часов на их родном идиш. И при этом сказал, что предпочитает анархистов и рабочих банкирам[980].

Во время поездок в Америку проявилась острая неприязнь Кропоткина к бойким журналюгам. Еще в 1884 году, когда герой нашей книги отбывал срок в тюрьме Клерво, в журнале Athenaeum написали, что Кропоткин и Лавров толкают молодежь на смерть, а сами живут в безопасности и комфортабельных условиях. Пришлось написать жесткое письмо и напомнить, что в этот момент Петр Алексеевич жил в весьма «комфортабельной» и «безопасной» камере тюрьмы. Добился извинений[981].

В 1897 году в Нью-Йорке произошла крайне неприятная история. После уговоров своих американских друзей и прежде всего Саула Яновского Петр Алексеевич решил все же устроить пресс-конференцию для репортеров местных газет, пробеседовав с ними больше часа. На следующий день, развернув газету New York Evening Journal, Кропоткин узнал о себе нечто новое и интересное. По современным меркам заметка была не самой обидной. Репортер не делился слухами о подробностях сексуальной жизни Петра Алексеевича, не развлекал читателя «сенсациями» об источниках его «богатств», не рассказывал о его тайном влиянии на ход президентских выборов в США. Зато нечистоплотный газетчик вдохновенно врал о том, как «князь Кропоткин бегал по улице и выпрашивал папироску». Так себе, мелкое хулиганство. «Я еще никогда в жизни не видел Кропоткина таким страшно взволнованным и обозленным», – вспоминал Яновский. «Как человек может быть таким лгуном?!» – грохотал его голос. Пришлось Эдельману вместе с Кропоткиным отправиться в редакцию желтой газеты. Опровержение было напечатано в свежем номере, но мелким-мелким шрифтом и подальше от глаз читателя[982].