«Современный идеал рабочего сводится, по-видимому, к следующему: женщины, девочки, мальчики, не зная ровно никакого ремесла и не имея ни малейшего представления о промышленности, в которой они заняты, в течение целого дня и целой жизни обречены производить одну и ту же мельчайшую частицу чего бы то ни было… делать пружины к перочинным ножам или "восемнадцатую часть булавки", – писал Кропоткин. – Они рабы машины, бессознательные члены механизма чудовищных размеров, не имеющие никакого понятия, зачем и почему равномерно движется машина. Ремесло, требующее искусного мастера, обречено на исчезновение как никуда не годный остаток прошлого, и ремесленник, находивший эстетическое наслаждение в произведении своих рук, заменен теперь живым рабом при железном рабе»[1081]. Картина монстрообразных машин, обслуживаемых живыми рабами, – это поистине самые сильные кадры из фильма «Метрополис» (1927) Фрица Ланга.

Трагизм такого положения, по мнению Кропоткина, состоял не только в господстве техники над «тупеющим» человеком, но и в том, что узкоспециализированный работник не склонен ставить вопрос о смысле и цели производства в целом, а следовательно – не склонен и стремиться к контролю над ним и к производственному самоуправлению. Ведь «идеал капиталистической промышленности – это ребенок, смотрящий за машиной, в которой он ничего не понимает и не должен понимать; а рядом с ним – надсмотрщик, налагающий на него штрафы, если его внимание хоть на минуту ослабеет»[1082], затем – организатор производства и так далее наверх по иерархической лестнице. Ставя проблему таким образом, мыслитель на десятилетия опередил свое время: о появлении деквалифицированного типа «массового рабочего» в рамках атомизированного «массового общества» и о связанной с этим утратой радикализма рабочим движением социологи заговорили лишь во второй половине XX столетия.

* * *

Еще одна тема, волновавшая Кропоткина, – это широкое развитие международного разделения труда и широкий ввоз импортных товаров, что вело к разорению местного производства, приближенного к нуждам конкретных людей, и усиливало зависимость целых стран, регионов и континентов от безликого мирового рынка или от экономики развитых индустриальных держав, – «то, что называют „развитием“ запоздалых в индустрии стран, то есть попросту грабежом их»[1083]. В то же время Петр Алексеевич не был ни приверженцем национального экономического протекционизма (в духе поощрения «национального производителя»), ни сторонником традиционного для русских народников противопоставления экономических укладов России и Запада. Его подход к социально-экономическим проблемам отличает универсализм. Полная реализация предлагавшейся им альтернативной модели общественного устройства, с точки зрения Кропоткина, была возможна лишь во всемирном масштабе.