Он советовал Чайковскому как можно чаще использовать свои выводы для критики социал-демократии: «Когда будет доказано, что то, к чему она стремится, есть не общественный и даже не государственный социализм, а государственный капитализм, и теории наносится крупный удар»[1074]. В 1917–1918 годах вслед за народным социалистом Чайковским и Кропоткиным к теории государственного капитализма обратились анархисты, пытавшиеся объяснить развитие и особенности экономической системы, которую строили большевики в России. А затем, в 1920–1930-е годы, ее приняли на вооружение и другие противники советской модели экономики: меньшевики, левые коммунисты и часть троцкистов. И здесь угадал Петр Алексеевич… Да и сейчас, пытаясь объяснить роль российского государства в экономике, иные авторы нередко используют термин «государственный капитализм». Но мы полагаем, что на самом деле это уже давно не так…

* * *

Говоря о распаде социальных связей, Кропоткин подразумевал и уничтожение крестьянской общины (с сопровождающим ее разорением крестьянства), и становление того, что сегодня принято называть анонимным и безликим «массовым обществом», когда «при современной системе общественной жизни все узы единения между обитателями одной и той же улицы и „соседства“ исчезли»[1075]. Такие явления Петр Алексеевич считал искажающими и уродующими природу человека, для которой характерен естественный закон социальности и взаимопомощи.

В том, что касается экономики, Кропоткин задолго до современных нам экологов обрушивался на расточительность индустриальной модели, при которой происходит широкомасштабное расхищение естественных ресурсов, энергии и человеческих сил. Он замечал, «к какой ужасающей трате человеческих сил приводит современный порядок»[1076], как человеческий труд затрачивается «на производство предметов, совершенно бесполезных или служащих исключительно для удовлетворения бессмысленного тщеславия»[1077], на производство вооружений, на посреднические, бюрократические и пропагандистские нужды, «на то, чтобы при помощи рекламы заставить вас купить вещь, совершенно ненужную, или навязать покупателям товар дурного качества»[1078]. Кропоткин видел причины такого положения в том, что «производство совершенно потеряло из виду потребности и приняло ложное направление»[1079]. Он считал необходимым «преобразовать производство так, чтобы оно на самом деле удовлетворяло потребности»[1080].

Подобно большинству современных ему мыслителей, Петр Алексеевич возлагал большие надежды на общественный прогресс, на развитие науки и техники. Тем не менее он отвергал традиционное позитивистское представление о «линейном» прогрессе в жизни социума. В условиях несправедливого, иерархического общества развитие в одних областях сочеталось с регрессом и упадком в других, с дегуманизацией и отчуждением человеческой личности, распадом социальных связей. Неудивительно, что он не воспринимал технику как нечто «нейтральное» в том, что касается социальных последствий ее применения. Отсюда вытекала критика им «современной фабричной системы» (то есть индустриальной системы организации производства и разделения труда): деквалификации работников, утраты ими ремесленных навыков и формирования нового типа работника, который знаком лишь с узким набором операций и действий и не в состоянии понимать смысл и цель производственного процесса.