Кропоткину удавалось и дальше добиваться некоторых успехов, облегчая участь друзей и других общественных деятелей. Благодаря его настойчивым ходатайствам в феврале 1921 года был выпущен из тюрьмы старый друг Мельгунов, в то время ставший одним из лидеров белогвардейского «Союза возрождения России». Бумагу с ходатайством о его освобождении, составленную Верой Фигнер, Петр Алексеевич подписал за несколько дней до смерти[1876].

А ситуация в России становилась все более отчаянной. В ноябре 1920 года Кропоткин стал свидетелем разгрома кооперативного движения в Дмитрове – того самого, к которому он обращался с советами. И произошло это вскоре после выступления Кропоткина на съезде уполномоченных местных кооперативов. Без объяснения причин дмитровских кооператоров и сотрудников краеведческого музея, включая секретаря Анну Шаховскую, арестовали и заключили в Бутырскую тюрьму в Москве. «Вот теперь идет разрушение Дмитровского Союза Кооператоров, в котором собралась замечательная группа крестьянских деятелей, – зачатки нового строительства»[1877], – сокрушался Петр Алексеевич в письме толстовцу Горбунову-Посадову. Кропоткин вновь пишет Ленину, требуя освободить арестованных, прекратить подавление кооперативного движения и отказаться от позорной практики взятия заложников, которых намечалось расстреливать в случае покушений на представителей власти. Такие меры, по словам старого революционера, представляли «возврат к худшим временам средневековых и религиозных войн». «Как же вы, проповедники новой жизни и строители новой общественности, можете прибегать к такому оружию для защиты от врагов? – возмущался он. – Не будет ли это признаком того, что вы считаете свой коммунистический опыт неудавшимся и спасаете уже не дорогое вам строительство жизни, а лишь самих себя»[1878].

Часть арестованных была отпущена, но для Кропоткина очередная волна репрессий стала последним и роковым потрясением. 23 ноября 1920 года, глубоко взволнованный и расстроенный, под впечатлением нервных разговоров с женой и дочерью, он пишет свое политическое завещание – текст «Что же делать?». Оценив российскую революцию как «стихийный переворот», «тайфун» и катастрофу, которая могла принести как разрушение, так и обновление, он окончательно приходит к безнадежному выводу – выводу о поражении революции и своем собственном поражении: «Мы переживаем революцию, которая пошла вовсе не по тому пути, который мы ей готовили. Но не успели достаточно подготовить». Сопротивляться стихии бесполезно, но следует признать: русская революция «творит ужасы. Она разоряет страну. Она в своем бешеном остервенении истребляет людей… И мы бессильны пока направить ее по другому пути, вплоть до того, как она изживет себя… Тогда – роковым образом придет реакция». Все, что можно сделать в сложившейся ситуации, – «это направить наши усилия, чтобы уменьшить ее рост и силу надвигающейся реакции». Революционер Кропоткин остался самим собой: даже в момент тяжелейшего отчаяния он не терял веры в конечное торжество своего дела, несмотря на все пережитые и грядущие испытания: «Я вижу одно: нужно собирать людей, способных заняться построительной работой среди каждой из своих партий после того, как революция изживет свои силы. Нам, анархистам, нужно подобрать ядро честных, преданных, не съеденных самолюбием работников-анархистов»[1879].