Всеволод Волин, встречавшийся с Кропоткиным в ноябре 1920 года в Дмитрове, вспоминал, что в дни, когда шла работа над текстом «Что же делать?», Кропоткин не только интересовался деятельностью украинских анархистов и махновским движением, но и выразил последнему открытую симпатию: «Живо интересовался он текущими событиями, анархической работой вообще, украинским анархическим движением в особенности. С глубокой болью говорил он о том, что партийно-политический, государственнический путь нашей революции сделал и ее "типичной неудачной революцией", и высказывал опасение за возможность глубокой реакции. Но, когда он, с необыкновенным вниманием и оживлением, выслушал рассказы мои и моих товарищей о положении на Украине, – он словно весь просиял и взволнованно несколько раз повторил: "Ну, ну, поезжайте туда, если там творится наше дело". И с грустью прибавил: "Ах, если бы я был молод, – я тоже поехал бы туда… работать…"»[1880]

Читая вслух текст «Что же делать?», отец, как вспоминала дочь Александра, «был сильно взволнован, и голос его дрожал ‹…› Его глубокая и активная любовь ко всему человечеству сделала крайне мучительным для него переживание чужих страданий, которых он не был в силах ни облегчить, ни предупредить. Неизбежность развития революции, шедшей с первых же шагов по ложному пути, ведущему лишь к поражению и реакции, была для его трезвого ума трагическим испытанием»[1881].

Петр Алексеевич выражал намерение, если это еще будет в его силах, помочь собиранию «людей для общего дела». Но силы его уже были подорваны окончательно.

23 декабря он обратился с открытым письмом к VIII съезду Советов, проходившему тогда в Москве. На этот раз Петр Алексеевич выступал с протестом против централизации печати и закрытия кооперативных издательств. «В этих издательствах, где сами писатели становились издателями своих трудов, создавалось единство процесса творчества и производства книги… Недаром человечество целую тысячу лет боролось за свободу печати, и недаром оно завоевывало эту свободу путем невероятных жертв. Убить эту свободу и отдать громадную, вольную культурную работу в распоряжение государственных канцелярий – значило бы выставить вас, представителей рабоче-крестьянской России, слепыми орудиями мрачного прошлого и связать высокие стремления социализма с прошлым насилием и торжеством обскурантизма – власти тьмы»[1882]. В стенограмме съезда это письмо не указано. Так что, вероятнее всего, делегатам его даже не огласили. 4 января 1921 года, наряду с таким же письмом М. Горького, обращение Кропоткина было заслушано на собрании Московской организации Союза писателей. Была вынесена резолюция «принять к сведению»…[1883]