Мы пошли завтракать. Жене он сказал только коротко: «Ник<о-лай> Ал<ександрович> не хочет меня оперировать, и я подчиняюсь». Она ничего не ответила ему, но незаметно взглянула на меня, все поняла, но осталась такой же спокойной, как была раньше. «Я угощу вас тем, что вы, наверное, давно уже не видели», – обратилась она ко мне и налила мне рюмку чистой казенной водки.

«Да, давно я не пил этого», – ответил я, не впервые удивляясь поразительной выдержке.

«А знаете, – вставил С. Ю., – как это ни странно, а после запрещения продажи водки мне хотелось иметь у себя хоть несколько бутылок ее. Вы знаете, что я ведь водки не пил и не пью, конечно, а вот так – захотелось. Послал за разрешением – не дали, говорят: без предписания врача нельзя. Я заупрямился, но не могу же я лечиться водкой. Вот мы с доктором и придумали: выписали требование на 10 бутылок водки для обтирания тела. Так только и получил. Я теперь угощаю друзей, которые водку пьют, и доставляю им удовольствие». Мы посмеялись, как меняются времена: С. Ю. Витте надо прибегнуть к обману, чтобы получить 10 бутылок водки, которую он в рот не берет.

За завтраком присутствовал 10-летний внук графини, маленький Нарышкин, которого С. Ю. считал и своим внуком, хотя В. С. Нарышкина, его мама, была дочь М. И. С. Ю. представил мне очень важно своего внука и очень расхвалил мне его. Он, видимо, боготворил этого мальчика, но и отношения последнего к дедушке были удивительно нежные. С. Ю., как он мне сказал, считал мальчика очень умным и очень гордился этим, как будто этот ум происходил от него, хотя ведь в мальчике не было ни одной капли крови «дедушки». Какой странный самообман у такого умного человека! Еще страннее было то, что С. Ю. Витте, политической платформы которого никто уловить не мог, но которого двор и очень многие сановники считали социалистом, интернационалом, демагогом, чуть ли не анархистом, сам бесспорно кичился тем, что у него был «внук» Нарышкин, хотя он только способствовал, может быть, замужеству своей приемной дочки, – удивительные оригинальные черты встречаются в характере даже таких выдающихся по уму людей, каким был С. Ю. Во всяком случае, трогательно было видеть эту дружбу между маститым умирающим государственным человеком и симпатичным ребенком.

Графиня за завтраком все время молчала, изредка давая приказания прислуге, и усиленно заботилась об угощении своих гостей.

С. Ю. спросил меня что-то о войне, я воспользовался случаем и сказал ему следующее: по-моему, один из крупных факторов, препятствующих нашим более определенным успехам на войне, – это железные дороги, т. е. неумелое пользование ими. Не стоит говорить, конечно, какое громадное значение для целей войны имеет прибыльное железнодорожное движение в смысле переброски войск, подвоза армии боевого и пищевого снабжения, эвакуации раненых и т. п., между тем везде заторы, «пробки», а пропускная способность наших дорог теперь меньше, чем в мирное время. По-моему, происходит это потому, что все дело передано в руки военных, практически совершенно с ним не знакомых. Думаю, что было бы правильнее снова призвать к делу специалистов. Крайне интересно знать в этом отношении мнение такого знатока дела, как граф С. Ю. Витте.