С. Ю. положил вилку и стал говорить, видимо, на любимую тему тоном лекции:

– Видите, в любом учебнике по эксплуатации железных дорог на первой странице можно прочитать, что дело это требует не столько знания, сколько умения. Для организации правильного движения и развития наибольшей пропускной способности жел<езных> дорог не нужно специальных знаний, а нужны сноровка, практический навык, поэтому руководить этим делом и исполнять его могут только люди, знакомые с ним на практике. Есть такие приемы, описание которых в учебнике немыслимо.

И пошел, пошел. Говорил он, по обычаю, интересно, но на этот раз длинно, и так увлекся, что говорил до конца завтрака, хотя вышеприведенное давало вполне ясный, определенный, краткий и всякому понятный ответ на поставленный мною вопрос. Тут я пожалел, что затронул данный вопрос, ибо этим невольно лишил себя возможности побеседовать с С. Ю. по другим интересным вопросам дня.

При всем этом я не мог не заметить значительной перемены в интеллектуальных способностях этого большого умницы. Ответить на поставленные вопросы в тоне лекции С. Ю. любил и раньше, но обычно он был в своих речах краток, сжат, образен и логичен, он говорил только нужное, чтобы быть понятым. На этот раз ответ на вопрос не требовал разжевывания, но С. Ю. входил в ненужные подробности, отвлекался, повторялся и в конце концов проговорил около получаса, не дал мне сути в своем ответе: как же быть, чтобы исправить дело теперь, – т. е., иначе говоря, он, в сущности, подтвердил только высказанные мною мысли, не прибавив ничего нового.

Я уехал с тяжелым чувством. Я видел перед собой не блестевшего своим умом и репликами знаменитого Витте, а болтливого старика, в речах которого уже чувствовался предстоящий маразм.

Когда мы прощались, графиня сказала мужу шепотом: «Ну что же, Ник<олай> Ал<ександрович> сказал мне, что не считает твое положение особенно серьезным, более неприятным, чем опасным». Сказала она это, хотя ничего меня и не спрашивала. Он ничего на это не ответил. Мне казалось, что оба они, и муж и жена, отлично понимали сокровенные мысли друг друга, но… не говорили о них…

Вскоре, уже будучи в Ставке, я прочитал в газетах туманное сообщение о почти скоропостижной смерти С. Ю. Видевшие его за последнюю болезнь врачи говорили мне потом, что он погиб за двое-трое суток от воспаления мозговой оболочки, присоединившейся к воспалению среднего уха при инфлюэнце. Во всяком случае, Россия потеряла в графе С. Ю. Витте очень много – здоровым он мог бы быть ей очень и очень полезен, особенно в тяжелые ее минуты.