Февраль

1. Господин цесарский посол посетил с торжественною свитою господина бранденбургского посла, исполнив этим долг придворной вежливости.

Бранденбургцу был пожалован царский стол; при этом ему оказано было больше почета, чем польскому и датскому послам. На столе выставлены были пятьдесят кушаний и двадцать четыре фляги с напитками. Этим дано было понять остальным, насколько ниже стоят они в царской милости.

2. Сегодня с торжественными обрядами на эпикурейском пиршестве вакх освятил дом, который царь подарил недавно фавориту своему Алексашке. На прошлой неделе явились сюда из Азовской крепости тридцать стрельцов, чтобы рассмотреть хорошенько положение и состояние Москвы и таким образом тем легче иметь возможность привести к желанному концу свои изменнические замыслы. Но, когда царю были представлены доказательства их нечестивого намерения, они все были схвачены и прежде всего испытали жестокость дыбы, причем царь сам допрашивал их.

3. Бранденбургский посол в знак обычной официальной вежливости посетил в свою очередь господина цесарского посла; торжество этого посещения было усилено тем, что на нем присутствовала свита бранденбургца в полном составе и блеске.

В то время как упомянутые тридцать стрельцов подвергались здесь мучениям, пятьсот других мятежных стрельцов снова устраивают смуту в окрестностях Москвы.

4. Для новых мятежников готовились новые мучения. Сколько было бояр, столько и допросчиков; терзание виновных служило доказательством особой преданности. Чиновники некоего посла, которых страстная любовь к зрелищам заставила отправиться в Преображенское, осмотрели разные тюрьмы с виновными, устремляясь туда, где более сильные вопли указывали на более скорбную трагедию. Содрогаясь от страха, обошли они три тюрьмы, но зловещие вопли и неслыханно ужасные стоны заставили их посмотреть на жестокости, совершавшиеся в четвертой избе. Едва однако вошли они туда, как пожелали уйти, с изумлением увидев там царя и бояр; из последних главными были Нарышкин, Ромодановский и Тихон Никитич. Когда они хотели удалиться, Нарышкин обратился к ним с вопросами, кто они, откуда и зачем пришли. Царь и бояре были очень недовольны, что иностранцы застали их при таком занятии. Затем Нарышкин через переводчика велел сообщить им, чтобы они шли в дом Ромодановского, так как князь хочет с ними кое о чем переговорить. Когда они медлили, то воспоследовал и царский наказ, что если они не повинуются, то ослушание не пройдет им безнаказанным. Все же те нисколько не испугались угроз, но, став смелее от сознания своей свободы, отвечали повелевавшим, что они не обязаны слушаться чьих-нибудь приказаний, а если князь хочет о чем-нибудь с ними переговорить, то ему отлично известно, у какого посланника они на службе, и гораздо лучше устроить это дело у него. Когда они вышли, то один из офицеров погнался за ними, чтобы против воли, силой затащить их туда, куда велели бояре. Офицер этот не поколебался, пустив коня во весь опор, опередить их и наложить на них руку, но чиновники были сильнее своею численностью и настроением. Когда он все же пытался преградить им путь, они отказались от дальнейшего сопротивления и удалились в более безопасное убежище. Может быть, наказанием за безрассудное любопытство послужило бы то, что бояре принудили бы чиновников к исполнению дела, за которым те их застали, а сами смотрели бы на них.