<…> 26 минувшего месяца праздновался день рождения царевича-наследника Алексея Петровича, который некоторое время исправлял должность московского губернатора, посещает Боярскую думу и очень усердно занимается укреплениями. В этот день его высочество проводил бригаду новонабранных драгун до самой Вязьмы, города, расположенного на полпути к Смоленску.
Хотя письмо это уже и приняло необычный размер, позволю себе включить в него одно известие. 14/25 января и 14/15 февраля я имел честь сообщить вам о мятеже башкирских татар. Это богатый и многочисленный народ, живущий в богатых селениях на реке Уфе; он гораздо развитее калмыков и прочих татарских орд. Прежде, когда губернатором казанским был князь Голицын, они жили мирно, но когда к ним допустили прибыльщиков, край отягощен был притеснениями всякого рода, из которых особенно возмущало население насильственное крещение около 12 000 человек по православному обряду, и особенно выдается по наглости обложение пошлиною черных глаз – лучшего украшения местных жителей – и глаз другого цвета пропорционально тому, поскольку они отличаются от черных. К тому же несчастный народ не мог добиться никакого правосудия, пока не взялся за оружие. Теперь, после сильного побоища, мучителей удалили, а князя Голицына назначили на прежнюю должность, поручив ему притом разобрать жалобы башкир и удовлетворить их. Полагают, что эти меры скоро затушат мятеж с помощью десятитысячного войска, направленного к Казани и готового двинуться далее, в глубь башкирской земли, на освобождение городов, которые уже несколько недель держатся мятежниками в блокаде15.
Я желал бы возможно меньше беспокоить вас своими жалобами, но ежедневно проектируются меры, до того несообразные и тяжелые для купцов и торговли, что по долгу своему перед королевой и нацией я обязан заступиться за своих соотечественников. На прошлой неделе издан приказ отобрать у чужеземцев всех русских слуг без разбора в солдаты. И это делается единственно по наущению прибыльщиков, которые обещали князю набрать 2000 рекрут из лиц, проживающих у иностранцев в немецкой слободе, хотя я могу утверждать, что здесь не найдется и четырехсот человек, пригодных для военной службы; например, у англичан только сорок восемь русских слуг, включая стариков, дворников, ночных сторожей и ребят. Это распоряжение подало повод к разным насилиям: дома обыскивались солдатами, в суматохе много вещей украдено, людей силою вытаскивали из-за саней, волокли на улицу, не обращая внимания на ливрею, со многими обращались очень грубо, многие пострадали от своеволия толпы, не сдержанной никакою властью. Короче, трудно сказать, что более возмутительно в этом деле: самое распоряжение или его выполнение. Возможно ли требовать, чтобы чужеземцы проживали здесь без прислуги для своих обыденных потребностей; разумно ли лишать людей, вывозящих ежегодно на несколько сот тысяч местного товара, платящих царю несколько тысяч долларов разных пошлин, права нанять в помощь себе нескольких незначительных подданных царя? Если бы иноземцы держали у себя лиц, по рождению обязанных военной службой или беглых, потребовать таких людей было бы справедливо, но хозяева и выдали бы их по первому письменному требованию власти, не подвергая себя оскорблениям. Я, впрочем, после долгих хлопот получил наконец от Гагарина разрешение англичанам сохранить слуг, список которых и приказал составить для передачи ему.