Расставшись с сим малоприятным обществом, я направился, как это делается у всех цивилизованных наций, засвидетельствовать свое почтение первым вельможам двора. Здесь следует заметить, что в Московии не принято объявлять о пришедших с визитами, и поэтому весьма затруднительно видеть важных персон. Сие было совершенно для меня неизвестно. Поэтому, придя как-то раз к одному боярину, чьи слуги не пожелали доложить обо мне, я был принужден оставаться во дворе и замерзать там от холода, дожидаясь, пока хозяин выйдет из дома. Когда я обратился к нему с приветствием, он спросил, что мне надобно, и на мой отрицательный ответ сказал: «Мне тоже нечего вам сказать». Хотя подобные манеры не очень-то мне нравились, я решился на еще один визит, к другому московиту, который, едва услышав название моей страны, без обиняков заявил:
Однако беседа наша продолжалась недолго, поелику мое внимание привлекла кронпринцесса, происходившая из Брауншвейг-Вольфенбюттельского дома2. Я был очарован манерами сей особы: кроме изъявления всяческого почтения их царским величествам и чрезвычайной учтивости ко всем остальным, ее исполненное во всем чувство собственного достоинства привлекало к ней сердца всех, имевших счастие видеть ее, без различия их чинов и положения. Но если вспомнить о неурядицах, постигших ее в семейной жизни, и о вражде к ней старых московитов, то нетрудно представить, сколько огорчений приходилось ей скрывать в своем сердце.
На сем празднестве присутствовал Димитрий Кантемир, господарь Молдавии, недавно прибывший из Москвы; это просвещенный государь, и разговор с ним весьма приятен. Во время последней войны он состоял при царе, но после ее окончания был принужден удалиться из своей страны4. Его величество дал ему несколько владений на Украине, которые приносят более двадцати тысяч рублей в год. После смерти супруги у него остались два сына и две дочери. Старший сын во время сего празднества обратился с приветствием к царю на греческом языке, и в награждение за сие ему был поднесен презент. <…>