Следует отметить и то, что, проводя общее сравнение между отечественными и западными художниками, А. Н. Бенуа отдаёт предпочтение последним, но при этом из пейзажистов-соотечественников выделяет именно Айвазовского, как мариниста, приблизившегося к традициям и профессиональному уровню Запада» Он пишет: «Любопытнее других среди русских пейзажистов 1840-х — 1850-х гг. — Айвазовский, в котором, сильнее, чем в других, отразились романтические веяния и который своей страстью к водной стихии выгодно отделяется от умеренных и благоразумных своих товарищей...»[447] Об исключительном пристрастии к «водной стихии» художника писал его младший современник живописец К. С. Петров-Водкин, несколько пренебрежительно упоминая в своей монографии «Пространство Евклида» о «водяном Айвазовском»[448], а также подчёркивая, что достижение его искусства состоит лишь в том, что «в одном месте так нарисовал виноград, что воробьи прилетают его клевать»[449].

Приведённые отзывы отчасти перекликаются со словами знаменитого критика В. В. Стасова. Известно, что Айвазовский очень быстро создавал свои марины, нередко в течение всего лишь одного-двух часов. Стасов, несомненно, признающий масштаб творчества мариниста, по этому поводу замечал: «Кто пишет двухчасовые картины, то про себя держи этот несчастный секрет, не выводи его наружу, а особенно не разоблачай его перед учащейся молодёжью, не учи её легкомыслию и машинным привычкам»[450]. Однако несколько большая доля справедливости содержится в другом заключении «пламенного» критика о выдающемся маринисте: «А Айвазовский, не точно ли до такой же рутины дописался и он, со своими вечно одинаковыми голубыми морями, лиловыми горами, розовыми и красными закатами, со своим вечно дрожащим лунным светом и с прочею своею застарелою и застывшею неправдою и преувеличением? Да, отвечу я: но у Айвазовского есть, несмотря на это, своя действительная поэтическая жила, есть порывы к истинной красоте и правде; притом он своё дело сделал: он двинул других по новому пути — что же эти-то сделали, эти, его наследники?»[451] Вопрос риторический, но актуальный и, конечно, не только в отношении развития искусства Ивана Константиновича, но шире — в отношении наследников каждого великого деятеля в какой бы то ни было сфере. Как жаль, что среди них находим так немного достойных, которые хотя бы отдалённо могли приблизиться к уровню таланта и масштабу личности того, кому наследуют. И тем более важно ценить и сохранить через столетия память о великих людях, чьи имена и деяния составляют наше национальное достояние.