И вдруг все эти мои мысли вытеснила, заслонила другая: заснули уже или еще не спят там, за шкафом, мои родители?
Задержав дыхание, я прислушался: спят.
Я обнял жену. Она еще теснее прижалась ко мне. И в этот момент все ушло: Сталин, его гроб, который я так и не увидал, бабья рожа Маленкова, холодный блеск стекол бериевского пенсне и эта противная тошнота в сердце, эта «тоска как перед рвотой».
Все это можно было назвать одним словом: смерть. И вот эта смерть, ни на шаг не отступавшая от меня все эти дни, наконец ушла, отступила.
Иллюстрации
Иллюстрации
Мой дед (отец мамы). Отчасти это из-за него, а не только из-за Феликса Дзержинского, поступая в 7-й класс, я назвал себя Феликсом.
— Разве я сторонник брака по расчету? — говорил отец. — Разве я против брака по любви? Но неужели нельзя было полюбить девушку с квартирой?
Я был домашним, комнатным мальчиком, но, как все мои сверстники, бредил оружием и играл в войну.
В детстве я стыдился профессии отца. Она казалась мне какой-то несерьезной, недостойной настоящего мужчины.
Вот таким он был, мой отец, когда выступал на эстраде вместе с Ильей Набатовым и знаменитым в то время одесским куплетистом Л.М. Зингерталем.
А это — сам Зингерталь. На обороте фотографии написано: «Хорошему товарищу Мише Сарнову для воспоминаний о совместной службе в Симферополе. Л. Зингерталь. 25.IX.1913».
Отец с группой композиторов (второй слева в верхнем ряду — Константин Листов, автор знаменитой «Тачанки»), продолжавших свое музыкальное образование по классу композиции под руководством профессора Н.А. Рославца (слева от отца, сидит).
Николай Андреевич Рославец в молодости сочинял музыку на стихи поэтов-футуристов, приятельствовал с Маяковским, который обессмертил его стихотворным экспромтом, обращенным к кому-то из коллег по футуристическому братству:
Эти фотографии очень волновали мое детское воображение. Офицер, да еще в погонах и с кокардой на фуражке, для нас, мальчишек 30-х годов, — это был «золотопогонник», белогвардеец, враг.
Отец (
Отец (