— А вот вы спросите Иннокентия Михайловича, что он думает о своей роли, — сказал режиссер, заметив подсевшего к нам Смоктуновского.

— Могу ответить, — отозвался тот. — В театре я впервые играю партийного работника. Не скажу, что это легче, чем играть Чацкого или князя Мышкина. И те и другие — борцы не только за человека, но — в первую очередь — за человека в человеке.

— Неуже-ели нет разницы? — удивленно протянул Ефремов.

— Конечно, разница есть, и огромная: другая эпоха, другие люди, иной нравственный потенциал общества… Проблемы, которым посвящена пьеса, что называется, животрепещущи — мы каждый день читаем о них в газетах, слышим по радио. Они не только современны — злободневны. Поэтому и средства выявления образа должны быть просты и узнаваемы; мы ведь играем сегодня, сейчас… Но знаете, актеру лучше играть, чем объяснять, что он хочет сделать…

— Это-то верно… — согласился Ефремов…

Я ушел из театра и все вспоминал, как Ефремов на репетиции ходил на сцене между кубами, смотрел, слушал, мял в пальцах незажженную сигарету, нежданно врывался в диалог. И в конце каждый раз повторял, как заклинание:

— Братцы, ищите характеры! Без них — пропадем…

…Так было на многих репетициях, так было и первого октября — в день пятидесятилетия народного артиста СССР Олега Николаевича Ефремова».

Сегодня этот птичий язык советской прессы уже мало кому понятен — а тогда по тончайшим оттенкам слов знатоки могли провидеть в нем изменения «генеральной линии» и даже судьбу отдельного человека. У Ефремова с судьбой, судя по всему, было нормально: для власти он свой, парень в кепочке, хоть и ставит «острые вопросы», но в рамках дозволенного. И спектакли у него правильные — про заседание парткома. Не то что у Любимова, который тоже пытался «играть в революцию» с его «Десятью днями» (изящно упомянутыми Высоцким). В том же 1977-м он поставил не что-нибудь «датское», а опальных «Мастера и Маргариту» — к восторгу публики и гневу «руководящих товарищей». А вот «Обратная связь» во МХАТ восторга не вызвала (разве что у придворной прессы). Вопреки желаниям и усилиям О. Н. его Театр терял темп, терял современников.

* * *

27 декабря 1978 года Ефремов выступает на юбилейном вечере в связи с 80-летием МХАТ и вручением ему ордена Октябрьской Революции. Ему приходится соединять времена со словами — и вот целая речь о вкладе основателей театра и лично Саввы Морозова (построившего в 1902 году на свои деньги здание в Камергерском переулке) в революцию. Понятно, дают орден Октябрьской Революции, значит, надо говорить о ней. Но речь подернута каким-то стилистическим илом, до боли знакомым всем, кто помнит те годы — пойди пойми, что он думает в тот момент на самом деле. Цитирует Ленина (уместно, но не сразу, а на странице 4, когда уже проговорил минут восемь-девять: «Если есть театр, который мы должны спасти из прошлого во что бы то ни стало, — это, конечно, Художественный театр»). На шестой странице уже и цитата из Брежнева, сказавшего на XXV съезде КПСС об искусстве что-то правильное.