Восьмидесятые — последние советские годы. В 1990 году уже начался распад единой страны, хотя предсказать его (но не предсказали) можно было заранее — с тех перестроечных лет, когда распалось то, на чем эта страна держалась, — великая и страшная идея принудительной справедливости.

Я пишу эту книгу и для тех, кто никогда не видел СССР, но любопытствует по его поводу, и для тех, кто помнит свой СССР. Не все понимают, что за роль — возглавлять главный театр страны. Или так: никто не понимает. На протяжении всей театральной карьеры — от первых солнечных ролей в Центральном детском театре до беломраморного памятника на Новодевичьем — Ефремов является советским человеком. Быть советским человеком — значит… О, слышу за сценой нарастающий шум: бегут знатоки, сейчас расскажут мне про сталинизм или сталинщину — в зависимости от ориентации.

Именно в восьмидесятых начинается сюжет, который припоминают Ефремову чаще всего. Припоминают бодро и с угрозой в голосе, будто он и развалил часовню, как Шурик в «Кавказской пленнице». Распад! К спящему королю приближается возлюбленный брат. Сонная империя развесила уши и получила яд сразу в оба. Призрак коммунизма не успел предупредить Гамлета, чем кончится месть, поскольку увлекся собственными похоронами.

МХАТ в любом обличье, в каждой номинации — от Художественно-общедоступного до удвоенного в 1987-м — Театр с прописной буквы. Религия. Как в любой религии, у Театра есть экзотерическая часть, внешняя, обрядовая, через нее входят и проникаются, — и внутренняя, эзотерическая, потаенная, сакральная, где живет смысл. Неприятие чего-либо эзотерического означает, что местные жрецы отрицают потаенный смысл как таковой. Нет — и все. Но сакральный мхатовский смысл безусловно есть. Именно расщепление сакрального на стразы экзотерики не прощено. «Гений! Ефремов великий деятель! Но зачем он это сделал!» Выслушав за 2019 год сто раз гений или не гений, сам разделил или кто подговорил, я притомилась и уже не хочу об этом. Но народ требует.

С одной стороны, мхатовская ситуация 1987 года позволила народу слишком много узнать о внутренней жизни Театра. Увидеть звезд без грима. Легализовать любовь профанов к закулисью. Утолить любопытство: «Ах, вот, значит, как устроено ваше чудо!» Обыватель искренне полагает: вот узнаю, сколько любовниц у директора завода, и все пойму в тракторах.

— Олег Николаевич, в народе по сей день веет скорбью по разделенному МХАТ. Я побывала на восстановленной «Синей птице» на Тверском бульваре, 22. Позвольте расскажу. Здание выглядит как встарь, когда вы переезжали из него на Камергерский — тогда еще проезд Художественного театра. 2 ноября 2019 года мы с подругой пошли на премьеру. Спектакль Станиславского, Сулержицкого и Москвина был реконструирован по архивным документам начала прошлого века редактором театра Ю. Б. и коллегами. Захожу. Читаю афишу. Глаз хватается за узнаваемое — так устроен глаз. Вдруг понимаю, что на афише — имена начальников. Где Ю.? Нет. Что-то не то, подумала я. Ведь я лично полгода наблюдала Ю. за работой. Наши столики в читальном зале Музея МХАТ стояли рядом. Мы беседовали о великом архиве великого театра. Я ждала чуда — моей «Синей птицы». С виниловой пластинкой, заслушанной до скрипа, я провела детство, и настоящий МХАТ был у меня дома. Пятилетний мыслитель, я ставила пластинку на проигрыватель — и улетала. Музыку Ильи Саца, композитора Художественного театра, по сей день помню наизусть. Воспоминания его дочери Наталии Сац читала-перечитала. Реплики сахарных и хлебных персонажей, вереницей шествующих за счастьем, несмотря на обещанную в конце погибель, вошли в память как сапфировая россыпь на золотой поляне. Пойдем за синей птицей несмотря ни на что! Это мое детство и не только мое.