Когда они стали снимать не-актеров (Эйзенштейн снимал не-актеров, Герман любит снимать не-артистов), мы забыли, что такое театральный актер: это
Нам говорят четвертая стена, таково было состояние театра, сейчас восстанавливают студии. Как вывернуться? Законы публичного творчества есть. Какие качества? Немирович говорил.
В кино можно все это — правдиво, образ, — а в театре другое: публичное творчество. И разный зритель. Сейчас надо, чтоб и искушенный проживал.
Кто-то сказал об Эфросе: интонация усталости. «Современник» нашел интонацию — и стал «Современником». Как найти интонацию времени? Кто-то говорит о Гамлете, что поставил о смерти как выходе из круговерти. (Ефремов слушает молча.) Кто-то говорит, что прочитал «Жизнь после смерти». Там что-то есть. (По контексту — сочинение иеромонаха Серафима Роуза, ходившее тогда в самиздате. Перестройка всех вынудила менять образ чтения. —
Рационализм — это технологическое, а не художническое пребывание в искусстве — это надо преодолевать с возрастом… наверное. Если ты хочешь более всеохватную жизнь… Хотя, конечно, при всей этой поэзии мы должны и арифметикой заниматься. Пример подхода —
Брехтовское начало у нас сейчас превалирует. Немцы каким-то образом отошли…
Его — немца — интересовал диалог
Язык.
У немцев в душевной палитре нет обертонов. Все заделано. Но обманывает классно.
Завтра есть репетиция. Не Варвары. Завтра в два, в полтретьего. Мы тут на равных — какие нас проблемы волнуют. Колокол молчит, народ безмолвствует. (Ефремов уходит, вечером у него спектакль.)
Второй день