Об этом совещании, посвященном — в 1943 году! — проблемам оперетты, надо помнить и понимать, почему важен театр народу. Что бы ни было — а проблемы оперетты в разгар боевых действий могут вытащить из-под поезда целую цивилизацию. Театр — это важно. Театр — это всё. Театр — как линия фронта.

— Олег Николаевич, а зачем вы в 1986 году закрыли ВТО и учредили СТД?

— Чтобы провинциальные театры ожили, вылезли из-под дурной мхатовской плиты, заговорили о жизни.

— То есть первым этапом борьбы с идеологическими окаменелостями была история с ВТО, а потом уже началось…

— Помни: если ты выходишь на сцену играть Стрекозу, а начальству докладываешь, что в душе ты, конечно, рабочий Муравей и вот-вот перевоспитаешься так, что ничего от Стрекозы в тебе не останется, то однажды тебе надоест этот театр в театре. Более всего на свете Станиславский в театре ненавидел театр. А тут уже некий гипертеатр.

— Вы не преувеличиваете? Роли в кино, сыгранные вами же в те же годы, полны жизни, простите, человеческого духа, и все так полнозвучно, сильно, красиво…

— Я хороший актер. На это многие жаловались, будто я играю везде себя, даже когда я Гендель в «Возможной встрече» 1992 года, будто я присваиваю себе все роли.

— Мне говорили тихо, будто из-за угла: гений. И что мастерство — это когда мастерства не видно. Но в прошлом году Марфа Николаевна Бубнова из Музея МХАТ легко и громко сказала мне как общеизвестное: просто гений… А вообще гений это не собственно человек, а дух, genius. Может снизойти, а может промчаться мимо. Тут уж кому как суждено поймать.

В 1987-м начинается скандал. О нем пишут в прессе и говорят на кухнях. До сих пор не разобраны все документы всех собраний, да и никогда не будут разобраны и систематизированы целиком. Их чудовищное количество, но главное не в бумагах. Основная трудность — в их интерпретации. До сих пор каждый хотя бы минимально причастный к истории с МХАТ с многозначительным лицом выдает абсолютно точную версию.

Одни клянут серого кардинала, подсказавшего идею разделения труппы беззащитному, замученному Ефремову, который, выходит, чуть не импровизировал катастрофу века. Такой, понимаете, ведомый человек. А тот, кого считают серым кардиналом, выпустил тонну своих медиаматериалов о разделении. А те, кто считается винтиками пускового механизма, просто, оказывается, не расслышали свою фамилию на собрании и решили, что Ефремов забыл их заслуги при перечислении лучших и сущих. А та, кому достался целый театр во владение практически на всю жизнь, в своей книге упомянула Ефремова ровно один раз. И то не самым лучшим тоном.