А наблюдатели считают распад МХАТ прелюдией к распаду СССР. От серии распадов идет двойная волна на тему «что такое хорошо» и так далее. Хорош ли распад Советского Союза? Плох? Неизбежен? Сами сотворили либо с помощью заклятых друзей из-за океана? Или
22 июня 1987 года Ефремов выступает на юбилее журнала «Театр» и душевно-предушевно говорит о кризисе режиссуры, актерского искусства, театральной критики — кризисе всего. О неготовности к переменам. И давайте вы, редакция, будьте флагманом. «Театр сдвинулся с мертвой точки. Стали рождаться новые театральные организмы, с шумом и треском разваливаются старые». Именно в тот период с кровью разрывается труппа старого МХАТ. Читала я тогдашнюю прессу, а перед мысленным взором стояли аннотации к «Театральному роману» Булгакова. Они обещают читателю лукавые тайны закулисья. Ну-ну. Началось все это в 1987-м. Шаловливая ручонка досужего зеваки дернула за веревочку — а покажите-ка бэкстейдж! И вот же несчастье: публике понравилось.
Тогда публика еще не знала, что скоро кончится идеологическая пресса и распустится пышным цветом глянцевая медия, где личная жизнь звезд станет востребованным жанром. В 1987 году никто и в страшном сне не видал, что внутренние дела небожителей станут достоянием гласности во всей наготе. Или что пройдет еще лет тридцать, и следить за селебрами, всего-то подписавшись на них в инстаграме, станет обычным делом. И что селебры начнут делать на своей личной жизни ничуть не меньшие деньги, чем на основной деятельности. И что тиражи книг инстаграмеров переплюнут любого Чехова. Но зачем торопить апокалипсис?
— Вам не казалось в 1987-м, что на два театра не хватит публики?
— В публике я был уверен больше, чем в артистах, примерно с середины шестидесятых.
— Сейчас публику попросили на сцену и говорят: вот вам иммерсивность.
— А билеты раздают бесплатно? Нет? То-то.
* * *
В декабре 1988 года О. Н. готовит выставку «Мир Станиславского» для Америки. Неугомонный. Последовательный.
Журнал «Огонек», более других изданий следивший за разделением Театра и сделавший из этого практически хронику — насколько это возможно при закрытых дверях и ночных баталиях, — пишет рукой главреда: «Учимся демократии». Как заклинание, повторяемое много раз. (Но так и не научились.)